Солнце уже скрылось за деревьями, когда мы вышли на лесную прогалину. Среди всех прочих оттенков зелени я отчетливо разглядела светлую, почти прозрачную зелень банановых листьев. По краю того, что некогда было обширным огородом, выстроились полукругом задами к лесу треугольные по форме хижины. Жилища были открыты со всех сторон, кроме крыш из банановых листьев в несколько слоев.

Словно по сигналу, нас мгновенно окружила толпа мужчин и женщин с широко раскрытыми глазами и ртами.

Я вцепилась в руку Ритими; то, что она шла со мной через лес, как-то отличало ее от этих глазевших на меня людей.

Обхватив за талию, она теснее прижала меня к себе. Резкий возбужденный тон ее голоса на минуту сдержал толпу. А затем сразу же их лица оказались всего в нескольких дюймах от моего. С их подбородков капала слюна, а черты искажала табачная жвачка, торчащая между деснами и нижними губами. Я начисто забыла о той объективности, с какой антрополог обязан подходить к иной культуре. В данный момент эти индейцы были для меня не чем иным, как кучкой уродливых грязных людей. Я закрыла глаза и тут же открыла, почувствовав на щеках прикосновение чьей-то сухой ладони. Это был старик. Заулыбавшись, он закричал: —Айя, сия, айиия, шори!Эхом повторяя его крик, все тут же бросились наперебой меня обнимать, чуть не раздавив от радости. Они умудрились стащить с меня майку. На лице и теле я почувствовала их руки, губы и языки. От них несло дымом и землей; их слюна, прилипшая к моему телу, воняла гнилыми табачными листьями. От омерзения я разрыдалась.

Они настороженно отпрянули. Хотя слов я не понимала, их интонации явно свидетельствовали о недоумении.

Уже вечером я узнала от Милагроса, как Ритими объяснила толпе, что нашла меня в лесу. Поначалу она приняла меня за лесного духа и боялась ко мне подойти.

Только увидев, как я поедаю бананы, она убедилась, что я человек, потому что только люди едят с такой жадностью.

Между гамаком Милагроса и моим, дымя и потрескивая, горел костер; он тускло освещал открытую со всех сторон хижину, оставляя в темноте сплошную стену деревьев. От этого красноватого света и дыма на мои глаза наворачивались слезы. Вокруг костра, касаясь друг друга плечами, тесно сидели люди. Их затененные лица казались мне совершенно одинаковыми; красные и черные узоры на телах словно жили своей собственной жизнью, шевелясь и извиваясь при каждом движении.

Ритими сидела на земле вытянув ноги и левой рукой опиралась о мой гамак. Ее кожа в неверном свете костра отсвечивала мягкой глубокой желтизной, нарисованные на лице линии сходились к вискам, подчеркивая характерные азиатские черты. Хорошо были видны освобожденные от палочек дырочки в уголках ее рта, в нижней губе и в перегородке между широкими ноздрями. Почувствовав мой взгляд, она встретилась со мной глазами, и ее круглое лицо расплылось в улыбке. У нее были короткие квадратные зубы, крепкие и очень белые.

Я стала задремывать под их тихий говор, но спала какими-то урывками, думая о том, что мог им рассказывать Милагрос, когда я то и дело просыпалась от их хохота.