Все мои попытки внушить старухе, что никакой особой силой я не обладаю, и один лишь здравый рассудок помог мне вылечить простуженного ребенка, оказались тщетными. Я стала доказывать, что и ее можно считать обладательницей дара исцеления, — она ведь вправляет кости и готовит какие-то тайные отвары из внутренностей животных, кореньев и листьев для лечения укусов, царапин и порезов. Но все мои доводы пропали впустую. Для нее существовала громадная разница между вправлением кости и заманиванием заблудшей души ребенка обратно в тело.
На это, подчеркивала она, способен только шапори.
— Но это же Ирамамове вернул ее душу, — упорствовала я. — Я только вылечила ее от простуды.
— Нет, не он, — настаивала Хайяма. — Он слышал твои заклинания.
— Это была молитва, — слабо возразила я, осознавая, что молитва в сущности ничем не отличается от заклинаний Ирамамове к хекурам.
— Я знаю, что белые не такие, как мы, — перебила меня Хайяма, решительно настроенная не допускать моих дальнейших возражений. — Я говорю о совершенно иных вещах. Даже если бы ты по рождению была Итикотери, ты все равно была бы непохожа на Ритими, Тутеми или на меня. — Хайяма коснулась моего лица, проведя длинными костлявыми пальцами по лбу и щекам. — Моя сестра Анхелика никогда не стала бы просить тебя пойти с нею в лес. Милагрос никогда не привел бы тебя к нам, будь ты похожа на тех белых, которых он знает. — Она задумчиво посмотрела на меня и, словно запоздалая мысль только что пришла ей в голову, добавила: — Интересно, был бы любой другой белый так же счастлив с нами, как ты? — Наверняка да, — тихо сказала я. — Не так уж много на свете белых, у которых есть шанс сюда попасть.
Хайяма пожала плечами. — Ты помнишь историю об Имаваами, женщине-шапори? — спросила она.
— Это же миф! — и опасаясь, что старуха попытается провести какую-то параллель между Имаваами и мной, я поспешно добавила: — Это ведь как история о птичке, которая похитила огонь из пасти аллигатора.
— Может быть, — мечтательно заметила Хайяма. — Я в последнее время много думала над тем, что рассказывали мне отец, дед и прадед о белых людях, которых они видели путешествующими по большим рекам. Должно быть, белые путешествовали по лесам задолго до времен моего прадеда.
Возможно, Имаваами была одной из них. — Хайяма склонила ко мне серьезное лицо и продолжала шепотом: — Должно быть, какой-нибудьшапорипохитил ее, полагая, что белая женщина — это прекрасный дух. Но она оказалась могущественнее самогошапори.Она похитила егохекурыи сама стала колдуньей. — И Хайяма посмотрела на меня с вызовом, словно ожидая возражений.
Рассуждения старухи меня не удивили. Для Итикотери было обычным делом подстраивать свою мифологию к современности либо вводить в нее факты реальной жизни. — А индейские женщины становятся когда-нибудьшапори? —спросила я.
— Да, — не задумываясь ответила Хайяма. — Странные существа эти женщины-шапори. Подобно мужчинам, они охотятся с луком и стрелами. Свои тела они украшают точками и пятнами, как у ягуара. Они вдыхаютэпенуи песнями заманиваютхекурк себе в грудь. Женщины-шапориимеют мужей, которые им служат. Но стоит им родить ребенка, как они снова становятся обыкновенными женщинами.
— Анхелика была такойшапори,правда? — Я не сразу поняла, что произнесла эту мысль вслух. Она просто явилась мне с очевидностью откровения. Я припомнила, как Анхелика вызволила меня из кошмарного сна в миссии, как меня успокоила ее невразумительная песня.