— Не будем же мы сидеть здесь, как лягушки, — с этими словами я взяла лук и стрелы и тихонько подползла к тропе. — Эй, ты, покажись, трусливая обезьяна! Ты подстрелил женщину! — заорала я не своим голосом и добавила то, что сказал бы на моем месте всякий воин Итикотери: — Только попадись на глаза — убью на месте.
Примерно в двадцати футах от меня из-за листвы высунулась измазанная черной краской физиономия. Волосы этого типа были мокрые. На меня вдруг напал дурацкий смешок, — мне было совершенно ясно, что он не купался, а просто поскользнулся, переходя реку вброд, так как воды в ней было всего по пояс. Я прицелилась в него из лука и на минуту растерялась, не зная, что еще сказать. — Брось оружие на тропу, — наконец крикнула я и добавила: — Мои стрелы смазаны самым лучшиммамукори,какой делают Итикотери. Бросай оружие. Я целюсь тебе в живот, где гнездится смерть.
Широко раскрыв глаза, словно перед ним явилось привидение, человек вышел на тропу. Он был ненамного выше меня ростом, но более плотного телосложения. В руках он крепко сжимал лук и стрелы.
— Брось оружие на землю, — прикрикнула я, топнув ногой.
Медленно и настороженно мужчина положил лук и стрелы перед собой на тропу.
— Зачем ты стрелял в мою подругу? — спросила я, увидев, что Шотоми выползает из зарослей.
— Я не хотел стрелять в нее, — ответил тот, не сводя глаз с окровавленной рваной повязки на ноге Шотоми. — Я хотел попасть в тебя.
— В меня! — онемев от бессильной ярости, я несколько раз открыла и закрыла рот, не в силах выговорить ни слова.
Когда, наконец, ко мне вернулся дар речи, я разразилась мощным потоком брани на всех известных мне языках, в том числе и на языке Итикотери, богатом самыми сочными ругательствами.
Человек замер передо мной в полном оцепенении, явно потрясенный не столько нацеленной в него стрелой, сколько моей площадной руганью. Ни он, ни я даже не заметили подошедших Этеву и Арасуве.
— Трусливый Мокототери, — сказал Арасуве. — Мне бы надо убить тебя на месте.
— Он хотел убить меня, — прохрипела я. Вся моя отвага улетучилась, и меня заколотила дрожь. — Он ранил Шотоми в ногу.
— Я не хотел тебя убивать, — сказал Мокототери, умоляюще глядя на меня. — Я только хотел ранить тебя в ногу, чтобы ты не смогла убежать. — Он повернулся к Арасуве. — Ты можешь не сомневаться в моих добрых намерениях; на моих стрелах нет яда. — Тут он посмотрел на Шотоми. — Я ранил тебя случайно, когда ты потащила Белую Девушку в сторону, — пробормотал он, словно еще не веря, что промазал.
— Сколько вас здесь еще? — спросил Арасуве, ощупывая рану дочери, но ни на секунду не спуская глаз с Мокототери. И, выпрямившись, добавил: — Ничего страшного.
— Еще двое. — Мокототери издал крик какой-то птицы, и ответные крики не заставили себя ждать. — Мы хотели похитить Белую Девушку. Наш народ хочет, чтобы она жила у нас в шабоно.
— А как, по-вашему, я бы туда дошла, если бы вы меня ранили? — спросила я.
— Мы понесли бы тебя в гамаке, — не задумываясь ответил мужчина и улыбнулся.
Вскоре из зарослей вынырнули еще двое Мокототери.
При виде меня они заулыбались, нисколько не смущенные и не напуганные тем, что были пойманы с поличным.
— Вы давно здесь? — спросил Арасуве.