После длительных размышлений я решила, что обманула его, поскольку он автоматически вызвал во мне недоверие. Он был слишком самоуверен, слишком петушился, чтобы ему можно было доверять. Моя мать приучила меня не доверять латиноамериканским мужчинам, особенно если они не были несколько ниже по своему положению. Она любила повторять, что латиноамериканские мужчины -- словно бойцовые петухи, их интересы сводятся к тому, чтобы драться, есть и заниматься сексом, в таком вот именно порядке. И я полагаю, что я поверила ей, даже не задумываясь.
Наконец я глянула на Карлоса Кастанеду. Мне ничего не удавалось понять в том, о чем он говорит, но я была очарована его движениями. Впечатление было такое, что он говорит всем своим телом, и его слова не столько вылетают у него изо рта, сколько выплывают из его рук, которыми он двигал с изяществом и проворностью мага.
После лекции я смело направилась к нему. Он стоял, окруженный студентами. Он был так обаятелен и открыт с женщинами, что я автоматически стала его презирать.
-- Ты соврал мне, что твое имя Джо Кортез, -- сказала я по-испански и в знак обвинения направила на него палец.
Держась рукой за живот, словно он получил удар, он взирал на меня с тем самым нерешительно-удивленным выражением, которое было у него на лице, когда он впервые увидел меня в горах.
-- Кроме того, ложь, что твой друг Гумерсиндо -- сын Эванс-Притчарда, -- добавила я, прежде чем он оправился от удивления, вызванного нашей встречей. -- Не так ли?
Он сделал умоляющий жест, чтобы я больше ничего не говорила. Казалось, что он ни капли не смущен. Но в его глазах было такое простое и неподдельное любопытство, что мой праведный гнев быстро улетучился. Он мягко взял меня за запястье, словно опасаясь, что я уйду.
Когда его беседа со студентами закончилась, он молча повел меня к уединенной скамейке, которая стояла в тени огромной сосны в северной части кампуса (в США -- название студенческого городка (прим. ред.)).
-- Все это так странно, что я воистину теряю дар речи, -сказал он по-английски, когда мы сели. Он смотрел на меня так, словно все еще никак не мог поверить, что я сижу рядом с ним.
-- Я не думал, что когда-либо снова с тобой встречусь, -продолжил он задумчиво. -- После того, как мы расстались, мы с моим другом -- кстати, его зовут Нестор -- долго говорили о тебе и пришли к выводу, что ты была полупризраком. -- Тут он внезапно перешел на испанский и сказал, что они даже вернулись на то место, где мы расстались, надеясь найти меня.
-- Почему ты хотел меня найти? -- спросила я по-английски, уверенная, что в ответ он скажет по-английски, что я ему понравилась.
По-испански невозможно сказать, что кто-то кому-то просто понравился. Ответ должен быть более явным и вместе с тем более точным. В испанском можно либо выразить хорошее отношение -- те caes bien, либо изобразить всеобъемлющую страсть -- те gustas.
Мой откровенный вопрос поверг его в долгое молчание. Впечатление было такое, что у него внутри идет борьба -говорить или не говорить. Наконец он сказал, что наша с ним встреча в тумане в тот день произвела в нем основательный переворот. Когда он это говорил, на его лице был написан восторг, затем он голосом, в котором звучало глубочайшее благоговение, добавил, что когда он увидел меня в лекционной аудитории, ему чуть конец не пришел.
-- Почему? -- спросила я.
Он задел мое самолюбие. Тотчас же я об этом пожалела, поскольку была уверена, что он собирается мне сказать, что по уши влюблен в меня. А это будет чересчур волнующее признание, и я не найдусь, что ответить.