Старейшины вынесли из палатки золотой Ковчег, прикрытый пеленами, и шествие из семидесяти старейшин с пророком во главе исчезло в ущельях Синая. Можете только гадать, кто боялся больше: старейшины, пораженные всем совершившимся, или народ, приведенный в ужас ожидаемой карой, которую пророк поднял над их головами как невидимый меч. Мятежники думали лишь о том, как уклониться от страшной силы этого жреца Озириса, этого «пророка несчастия», как они его называли. Они в спешке складывали свои палатки, седлали верблюдов и готовились к бегству. А затем случилось вот что. Небо застлали тучи, с Красного моря подул резкий порывистый ветер, пустыня окрасилась красновато-бледным светом, позади Синая взгромоздились тяжелые тучи. Порывы ветра принесли горы песка, с неба полились потоки дождя, и вот разразилась страшная гроза, которая громом перекатывалась по всем горным ущельям и доносилась до израильского лагеря устрашающим грохотом. Народ решил, что так Элоим выражает свой гнев, что слова Мусы достигли самого Неба. Стихия бушевала всю ночь и весь следующий день, молнии зажигали палатки, убивали людей и животных. Только к вечеру следующего дня гроза начала затихать, но облака продолжали клубиться над Синаем и небо оставалось черным. Тогда у выхода из горного ущелья показались семьдесят старейшин с пророком во главе. Их лица были озарены, над золотым Ковчегом сиял свет. Увидев эту картину, народ упал на колени. Муса громко сказал: «Пусть все, которые остались верны Единому Богу, приблизятся ко мне».
Три четверти из предводителей Израиля выстроились вокруг пророка, мятежники спрятались, и Муса приказал всем сохранившим верность поразить мечом зачинщиков восстания и всех жриц Астарты, дабы Израиль навек запомнил трепет перед Элоимом.
Теперь вы видите, что не собственным смирением и не благодаря душевной чистоте, а перемешивая страх с таинственным, Муса внедрял свой закон в умы народа израильского. Он хотел не просто рассказать людям о новом законе, он хотел выжечь его пылающими буквами в каждой душе.
– Несколько жестоко, – покачал головой я.
– Смотря с какой стороны, – цинично ответил мне Аль Башар, – без этой жестокости единобожие не смогло бы одолеть многобожия. Времена были не те, ни о какой доброжелательности уже не было и речи, она не сработала. А после казни мятежников Муса приобрел великую власть над народом Израиля и держал его железной рукой. Хотя, надо сказать, что потом все равно последовали новые возмущения, повлекшие за собой новые кары.
– А как же предводители, – спросил я, – когда есть лидер, есть и те, которые хотят это лидерство отнять.
– Вы совершенно правы. Вслед за народным восстанием Мусе предстояло поразить гордость священников-левитов, которые желали сравняться с ним и выдавали себя за непосредственно вдохновляемых Богом. Когда он справился с этой задачей, перед ним возникла следующая – надо было бороться с опасными заговорами честолюбивых начальников вроде Корея, Датана и Абирама, разжигавших народные восстания, чтобы низвергнуть пророка и провозгласить царскую власть.
– Нечто подобное не случилось ли позже? – смутно припомнил я.
– Да, но не с Мусой, а с Саулом, несмотря на противодействие пророка Самуила. Как бы то ни было, Муса не всегда вел себя как диктатор. Когда было нужно, он переходил от негодования к состраданию, от отеческой нежности к страшному гневу против своего народа. Благодаря такой политике народ постепенно и в значительной мере поневоле покорялся ему.
– А если мы читаем Библию, то там Моисей побеждает все препятствия невероятными чудесами. Бог всегда к его услугам. Скиния Завета, заключавшая в себе священный Ковчег, в библейском рассказе исполнена огнем Иеговы, который поражал насмерть целые толпы людей. Сыновья Аарона, двести пятьдесят единомышленников Корея и Датана и, наконец, четырнадцать тысяч из народа (!) были убиты этим огнем. В нужный момент Моисей вызвал землетрясение, которое поглотило трех возмутившихся начальников с их палатками и их семьями. Поэтичный рассказ, но настолько очевидно преувеличенный и так похожий на сказку, что я просто не могу воспринимать его как описание реального события.
– Ну, на то он и библейский рассказ. Вы же хотите знать не краткое изложение событий, к тому же переписанное и отредактированное, а реальную историю. А история творилась далеко не одними только чудесами.
– Признаюсь, что меня больше всего поражает в этих рассказах, так это сам образ Бога. Он всегда разгневан, он весьма непостоянен, зато всегда готов карать, разить и сокрушать. Сам Моисей при этом – образ мудрости и милосердия.