Но ещё более интересная мысль пришла мне в голову чуть позже. А почему египтяне избрали для своего рассказа именно образ змея? Ведь в мифах индейцев Центральной Америки божественные пришельцы из-за моря тоже выступали в виде змеев! К примеру, Кецалькоатль, имя которого переводится как «Змей с перьями птицы», но и не он один. Если бы Кецалькоатль был первым, неизбежно возник бы вопрос о том, почему его отождествили со змеем, да ещё и уточнили, что он с перьями. Ведь не был же посланец масонов пернатым змееподобным существом? Очевидно, змеями называли каких-то других, более ранних пришельцев, возможно, из Атлантиды.
В мифах ацтеков потоп описывается так:
«Наступил день, в который смерть овладела человечеством. Тогда взрослые должны были удалиться в страну Мистлан, а самые младшие из детей заняли место у чудотворного дерева. Это дерево вскормило детей своим молоком, как мать. Так образовалась новая раса великанов, которая существовала 4008 лет. Потом боги, недовольные ими, ниспослали на землю потоп. Все люди превратились в рыб, за исключением одной пары, спрятавшейся в ветвях дерева ахуэхуэте. Катастрофа произошла на десятый день атль.»
Древний индийский миф рассказывает о мальчике, который охотился на серну. Когда он настиг животное и уже почти готов был пустить свою стрелу, серна вдруг взмолилась человеческим голосом о пощаде и пообещала рассказать ему нечто важное. Устами серны говорил бог солнца, который предупредил мальчика о предстоящем потопе. Он сумел построить лодку и спастись. Свои легенды о Всемирном потопе есть и у китайцев, и у японцев, и у народов Полинезии.
Давайте задумаемся: что бы это могло значить? Легенды рассказывают по всему миру не о пожаре, не об урагане, не о вечном мраке, а именно о наводнении. Наиболее смелые историки считают, что в легендах есть доля истины. Я тоже хочу быть наиболее смелым и тоже поверю мифам. Пока поверю, а там поглядим.
Глава 3. До и после потопа
И всё-таки охота продолжается
Изучая мифы, я погрузился в совершенно новый мир и полностью абстрагировался от скучной и назойливой действительности. Гильгамеш, Амон, Посейдон и многие другие стали в эти дни моими лучшими друзьями. Но всё же одному человеку удалось вырвать меня из сладких грёз. Это была даже не Софи, как вы могли бы подумать, и не кто-то из моих подельников. Речь шла всё о том же неугомонном Ральфе. Наш телефонный разговор (а сам факт звонка заставил меня встрепенуться — Клеменц никогда не названивает никому просто так) он начал довольно резко:
— Кассе, сорванец, кому ты опять наступил на хвост?
— В смысле? — Блаженное спокойствие последних недель почти заставило меня забыть о том, что за мной и за людьми, с которыми я сотрудничаю, когда-то велась самая настоящая охота.
— В самом прямом. Помнишь нашего общего знакомого, у которого ты недавно выклянчил папирусы? К нему недавно забрались грабители и перевернули всё вверх дном, особенно всякие старые чемоданы. Искали они не деньги и не золото, учти.
— Сам-то хоть он жив?
— Живее всех живых. Как я понимаю, он ничего не знает. Что ж они будут лишний раз мокрушничать? — спокойно рассуждал Ральф таким тоном, как будто речь шла о приготовлении ужина. Впрочем, ему-то как раз ко всяким погоням и опасностям было не привыкать.
— Ничего, я ему неплохо заплатил, так что моральный ущерб компенсирован заранее, — прервал я его рассуждения.
— Конечно, умник, вот доберутся до тебя, тогда узнаешь, что такое моральный ущерб…
— Не накаркай! О себе позаботься, пророк несчастный!