2) удержать воспоминание о моей земной жизни и принести с собой память об этой жизни, когда я вернусь в земной мир;
3) увидеть Великих Учителей;
4) восстановить память о моих прежних существованиях;
5) заложить необходимые основы для полной значения земной жизни, когда я возвращусь в следующий раз.
Это звучит очень просто, не правда ли? И мне уже многое удалось сделать в этом направлении, но если бы я не поставил перед собой эти задачи, то достиг бы очень немногого.
Единственная грустная сторона смерти заключается в том, что заурядный человек научается столь малому от неё. Только уверенность в том, что цепь земных жизней почти беспредельна, даёт утешение; я знаю, что можно не спешить, что все звенья в цепи жизней — как бы они ни были малы — располагаются на своих неизбежных местах, и что цепь эта являет собой круговое движение — символ вечности.
И мне часто кажется, что большинство человеческих душ расточают свои жизни по эту сторону так же бесплодно, как они делают это по ту сторону. Но это только кажется из-за неполноты моего знания.
Рассматриваемые с высоты звёзд, куда я всё же надеюсь подняться со временем, все эти плоские пространства сгладятся на расстоянии в общем рисунке жизни, и вся картина может явить перспективу такой красоты, о какой я и не мечтал, когда сам был лишь крошечным пятнышком на этой картине.
Письмо 33
Переход Лайонела
Я остался без моего маленького Лайонела. Он пошёл — не хотелось бы говорить: дорогой всякой плоти, вернее будет сказать — дорогой всех духов, которые рано или поздно совершают свой возвратный путь на Землю.
Я узнал от Учителя, что тяга к Земле моего мальчика будет скоро удовлетворена, что он будет направлен в семью, где его исключительные творческие способности найдут благоприятную почву. Я узнал, что нужная связь взаимной любви была уже завязана между Лайонелом и его будущей матерью, а его будущий отец, инженер, окажет ему с раннего детства ту помощь, которая поможет развить заложенные в нём способности. Мне было разрешено сообщить это Лайонелу.
Нашёл я его в нашем любимом убежище, в хижине на берегу ручья у подножия лесистого холма, о которой я упоминал в одном из моих писем. Он пребывал в глубокой задумчивости.
Я подождал, пока мальчик откроет глаза и не посмотрит на меня. Когда я сообщил ему о скорой перемене, ожидающей его, он пришёл в такой восторг, который очень ясно напомнил мне, что я всё ещё человек. Мне вдруг стало грустно и обидно, что мой мальчик, которого я так полюбил, хочет уйти от меня по доброй воле. Но так как воля действительно свободна, я не стал делать никаких усилий, чтобы удержать его. Всё ещё юный по возрасту — он не успел вырасти в этом мире с тех пор, как явился сюда ребёнком, — в мыслях своих он был не менее зрелым, чем я.