– Уж не доктор ли Томас Хендрикс? – воскликнула она с непроизвольной прямотой ребенка. Так звали знаменитого хирурга, который лет шесть как отошел от дел и исчез с горизонта.
– Он самый, – ответил Галт.
Доктор Хендрикс ответил на ее восклицание улыбкой:
– Мидас сказал мне, что мисс Таггарт необходимо выводить из шока, не того, который она испытала, а того, который ее ожидает.
– Вот и займитесь этим, а я отправлюсь на рынок купить продуктов к завтраку.
Рассказывая хирургу о симптомах и болях, Дэгни следила за его уверенными быстрыми движениями. Он привез с собой аппарат, которого ей раньше не доводилось видеть, – переносной рентген. Вскоре выяснилось, что у нее сломаны два ребра, растянута лодыжка, содрана кожа на колене и локте, а ко всему этому еще несколько ушибов, которые обнаружили себя лиловыми пятнами. Под умелыми, опытными руками, которые уже бинтовали и накладывали пластыри, она чувствовала себя механизмом, который осматривает компетентный механик, способный полностью восстановить его рабочее состояние.
– Вам надо некоторое время полежать в постели, мисс Таггарт.
– Только не это! Я буду осторожна, буду двигаться медленно, и со мной ничего не случится.
– Вам следовало бы отлежаться.
– Вы думаете, я смогу улежать? Он улыбнулся:
– Вряд ли.
К тому времени, когда вернулся Галт, она уже оделась. Доктор Хендрикс рассказал Галту о состоянии пациентки, добавив в заключение:
– Завтра я зайду еще раз.
– Спасибо, – сказал Галт. – Пришлите мне счет.
– Ни в коем случае, – с негодованием сказала Дэгни. – Я заплачу сама.
Мужчины весело переглянулись, будто услышали это от нищенки.
– Разберемся позднее, – сказал Галт.
Когда доктор Хендрикс ушел, она попробовала встать и двинулась с места, хромая и хватаясь за мебель. Галт подхватил ее на руки, отнес на кухню и устроил на стуле перед накрытым для двоих столом.
Она почувствовала, что проголодалась, и этому способствовал вид стаканов с апельсиновым соком, кофейника, дымившегося на плите, и блестевших под солнцем на накрытом столе тяжелых белых тарелок.
– Когда вы в последний раз спали и ели? – спросил он.
– Не помню… Ужинала в поезде… – Она тряхнула головой, испытывая неловкость в парадоксальной ситуации: тогда она ужинала с бродягой, убегавшим от безликого и неотступного мстителя; а теперь этот мститель сидит напротив, попивает апельсиновый сок и рассматривает ее.
– Как получилось, что вы увязались за мной?
– Я приземлилась в Эфтоне как раз перед тем, как вы взлетели. Мне сказали, что Квентин Дэниэльс отправился с вами.
– Помню, я видел, как самолет заходил на посадку. Но именно тогда я впервые не подумал о вас. Полагал, что вы поехали поездом.
Глядя ему прямо в лицо, она спросила:
– И как я должна это понимать?
– Что именно?
– Что вы впервые не подумали обо мне?
Он выдержал ее взгляд. Она заметила его типичное движение: обычно неподвижную складку горделивого рта тронула легкая усмешка.
– Как вам будет угодно, – ответил он.
Она выдержала паузу, чтобы подчеркнуть важность последовавшего вопроса строгим выражением лица, а затем холодно, враждебно-обвиняющим тоном спросила:
– Вы знали, что мне нужен был Квентин Дэниэльс?
– Да.
– И вы тут же его перехватили, чтобы я до него недобралась? Чтобы обставить меня, понимая, как больно это ударит по мне?