Мисс Таггарт, – звучным строгим голосом сказал Эдди, вбивая своим тоном манеры гостиной в мужчину, который там никогда не бывал, – позвольте представить вам мистера Мейгса.
Наше вам, – без интереса отозвался мужчина, снова повернулся к Эдди и продолжал, не обращая на Дэгни внимания: – Просто снимешь «Комету» с расписания на завтра и на вторник и перебросишь локомотивы в Аризону под срочные сельскохозяйственные перевозки, и, как я уже сказал, снимешь подвижной состав из-под угля в Скрэнтоне. Сейчас же отправляй распоряжение, надо вывозить грейп фруты.
Ни в коем случае! – возмутилась Дэгни, не веря сво им ушам.
Эдди молчал.
Мэйгс посмотрел на нее, пожалуй, с удивлением, если только его тусклые глаза могли отражать какие-то эмоции.
Отправляй распоряжение, – бросил он Эдди и вышел. Эдди делал пометки на листе бумаги.
Вы что здесь, с ума сошли? – спросила она.
Он поднял на нее глаза, будто в изнеможении после долгой потасовки:
Придется, Дэгни, – сказал он тусклым, как взгляд ушедшего мужчины, голосом.
Что это такое? – спросила она, указывая на входную дверь, которая захлопнулась за мистером Мейгсом.
Полномочный координатор.
Кто?
Уполномоченный из Вашингтона, ответственный за программу координации железнодорожных перевозок.
Что это за программа?
Ну, это… Ладно, потом. Как ты-то, Дэгни? Ты не по страдала? Ты ведь попала в авиакатастрофу?
Дэгни представления не имела, как будет выглядеть Эдди, когда начнет стареть, но теперь она могла это видеть: он состарился в тридцать пять лет и всего за месяц. Дело было не в коже, не в морщинах, лицо осталось таким же, те же мышцы, но оно поблекло, взгляд потух, в нем застыло безнадежное страдание.
Она улыбнулась ему нежно и уверенно, понимая и снимая все проблемы, и сказала, протягивая руку:
– Все хорошо, Эдди. Здравствуй же.
Он схватил ее руку и поднес к губам – раньше он никогда этого не делал. В его жесте не было ни фамильярности, ни извинения, только простое, искреннее движение души.
Да, произошла авария, самолет разбился, – рассказывала она, – но, слава Богу, все обошлось, я не особенно пострадала, ничего серьезного. Но журналистам я скажу иначе, как и всем остальным. Прошу не выдавать меня.
Конечно, не выдам.
У меня не было возможности сообщить о себе, но не потому, что я пострадала. Вот все, что я могу тебе рассказать, Эдди. Не спрашивай, где я была и почему так долго не возвращалась.
Хорошо, не буду.
– А теперь расскажи мне об этой программе координации перевозок.
Ну, это… Если не возражаешь, пусть тебе расскажет Джим. Он охотно расскажет, не сомневайся. Просто у меня душа не лежит, если только ты не настаиваешь, – добавил он, делая над собой усилие, чтобы соблюсти субординацию.
Хорошо, не надо. Просто скажи, правильно ли я поняла координатора: он хочет на два дня снять «Комету», чтобы послать локомотивы в Аризону на срочную перевозку грейпфрутов?
Именно так.
И он так же отменяет перевозки угля, чтобы отдать вагоны под перевозку грейпфрутов?
– Да Грейпфрутов?
Именно.
Но почему?
Дэгни, слова «зачем», «почему» теперь не употребляют.
Помедлив, она спросила:
Ты не догадываешься о причине?
Догадываюсь? Мне незачем догадываться. Я знаю.
Хорошо, скажи.