Действительно, скоро впереди появился невысокий бетонный столб, в обе стороны от которого уходила провисшая колючая проволока. Потом стали видны еще несколько столбов – они были старые и со всех сторон густо обросли кустами, так что заметить проволоку можно было только подойдя к ней вплотную. Девушки молча пошли вдоль проволочной ограды, пока Маша не остановилась возле очередной белой тесемки, свисающей с куста.
– Здесь, – сказала она. Несколько рядов проволоки были задраны и перекручены между собой. Маша и Таня поднырнули под нее без труда, а Тыймы полезла почему-то задом, зацепилась рубашкой и долго звенела своими колокольчиками, ворочаясь в узком просвете.
За проволокой был такой же лес, как и до нее, и не было заметно никаких следов человеческой деятельности. Маша уверенно двинулась вперед и через несколько минут остановилась у оврага, на дне которого журчал небольшой ручей.
– Пришли, – сказала она, – вон в тех кустах. Таня поглядела вниз.
– Не вижу.
– Вон хвост торчит, – показала Маша, – а вон крыло. Пошли, там спуск есть.
Тыймы вниз не пошла – она села на Танину сумку, прислонилась спиной к дереву и замерла. Маша с Таней, цепляясь за ветки и скользя по мокрой земле, спустились в овраг.
– Слышь, Тань, – тихо сказала Маша, – а ей что, посмотреть не надо? Как она будет-то?
– Это ты не волнуйся, – сказала Таня, вглядываясь в кусты, – она лучше нас знает… Действительно. И как только сохранился.
За кустами было что-то темное, грязно-бурое и очень старое. На первый взгляд это напоминало могильный холмик на месте погребения не очень значительного кочевого князя, в последний момент успевшего принять какое-то странное христианство: из длинного и узкого земляного выступа косо торчала широкая крестообразная конструкция из искореженного металла, в которой с некоторым усилием можно было узнать полуразрушенный хвост самолета, при падении отвалившийся от фюзеляжа. Фюзеляж почти весь ушел в землю, а в нескольких метрах перед ним сквозь орешник и траву виднелись контуры отвалившихся крыльев, на одном из которых чернел расчищенный крест.
– Я по альбому смотрела, – нарушила молчание Маша, – вроде это штурмовик «Хейнкель». Там две модификации было – у одной тридцатимиллиметровая пушка под фюзеляжем, а у другой что-то еще. Не помню. Да и не важно.
– Кабину открывала? – спросила Таня.
– Нет, – сказала Маша. – Одной страшно было.
– Вдруг там нет никого?
– Да как же, – сказала Маша, – фонарь-то цел. Гляди. – Она шагнула вперед, отогнула несколько веток и ладонью отгребла слой многолетнего перегноя.
Таня наклонилась и приблизила лицо к стеклу. За ним виднелось что-то темное и, кажется, мокрое.
– А сколько их там было? – спросила она. – Если это «Хейнкель», то ведь и стрелок должен быть?
– Не знаю, – сказала Маша.
– Ладно, – сказала Таня, – Тыймы определит. Жаль, фонарь закрыт. Если бы хоть волос клок или косточку, куда легче было бы.
– А так она не может?
– Может, – сказала Таня, – только дольше. Темнеет уже. Пошли ветки собирать.
– А на качество не влияет?
– Что значит «качество»? – спросила Таня. – Какое тут вообще бывает качество?