Не помню, сколько я пролежала без сознания. Очнувшись, обнаружила у себя на лбу огромную шишку. Очень кстати. Пытаясь подняться, я основательно извозилась в известке — в подъезде недавно делали ремонт. В мыслях всплыло воспоминание из детства. В лагере: топчусь с виноватым видом перед начальницей гарнизона, или как его там. Она, в стойке кобры, шипит на меня: «Ты опять ходишь вся измазанная и оборванная, как бомжиха! Ну-ка немедленно ступай переодеться и в душ!» Да, сейчас я точно как бомжиха. Вернуться бы надо… Но тут перед глазами появилось еще более страшное видение: рассвирепевший дирезавр, со слюной в уголках рта. Нет, отступать некуда, надо бежать. А тут еще, как назло, во время моего залихватского спуска по лестнице рассыпались все побрякушки из рюкзака. Я принялась лихорадочно собирать всю мелочь, ползая на четвереньках. Вот, вроде бы все отыскала. Нет, где мой песик? Он был пристегнут к рюкзаку, мой хороший. Еле нашла. Побежали скорей.
Так, метро не работает. Столица моей родины еще дрыхнет. Надо ловить такси. Несусь к остановке. И тут за локоть меня хватает чья-то рука: «Ваши документы». Обернувшись, я вытаращилась на мента. Я ничего не сделала! Слава богу, паспорт был с собой. «Что у вас в сумке?» Мой песик и мои побрякушки, что же еще. «У вас такой вид, будто вы что-то украли и убегаете». Наконец, отпустил, зараза.
Долго не могла поймать такси. Наверно, я всех отпугивала своим разбитным прикидом. Подъехал самый храбрый. Глянув на меня, осклабился и потребовал деньги вперед. В машине я сидела, сдвинув коленки, и стучала зубами, то ли от холода, то ли от нервного напряжения.
На проходной охранник долго вертел в руках мой пропуск, а потом провожал меня протяжным взглядом, пока я, спотыкаясь, карабкалась по лестнице. Влетев на свой этаж, я смачно влепилась прямо в дирезавра. Он тут же налился кровью, выпучил глаза и леденящим тоном проклокотал: «Вы опоздали на полчаса!» Больше он не мог из себя выдавить ни слова, так как готов был вот-вот лопнуть. Я, лелея надежду, что это действительно произойдет, забилась в свой кабинет и кое-как облизалась.
До поздней ночи я копошилась в бумажках, порою вздрагивая от звериных окриков дирезавра. Завтра последний срок сдачи отчета. Что за кошмарная у меня жизнь?
Домой возвращалась уже за полночь. Каблуки громко стучали на безлюдной улице. Неожиданно из подворотни мелькнула тень. Передо мной вырос здоровенный детина в плаще с капюшоном, надвинутым на лицо. Я, не успев и охнуть, метнулась прочь. До дома уже недалеко. Как сердечко колотится. Я мчалась, как стрела, а детина, казалось бы, вовсе не торопился, но и не отставал. Ой, спасите наши попаньки!
Я ворвалась в подъезд и принялась карябаться всеми лапками вверх по лестнице. Лапки не слушались. Маньяк (а кто же это еще мог быть) настиг меня на полпути к моей двери. Мы барахтались на ступеньках — он держал меня за ногу, а я из последних сил брыкалась и верещала, как резаная свинка.
Наконец, оставив туфлю в его когтях, я рванулась к двери и начала судорожно втискивать ключ в замок. Хоть бы одна соседская сволочь высунула рыло из своей норы. Все попрятались и затаились, гады. Маньяк, поднявшись на ноги, почему-то вдруг бросился не ко мне, а в квартиру как раз подо мной. Неужели это нижний сосед? Ключ все никак не вставлялся. О нет, только не это! Громила вернулся с топором и молча, не торопясь, двинулся наверх.
Казалось, я открывала замок целую вечность. Дверь захлопнулась перед самым носом убийцы. Мобильник. Где же он, собака. Скорей позвонить в милицию. Дверь содрогалась от чудовищных ударов. Летели щепки, сыпалась штукатурка. Все кончено, аккумулятор сел. Топор уже пробил большую дыру в двери, через которую пролезла огромная лапа и принялась шарить и хватать. Мама!