Нужно отметить, что родители, дети которых обладают необычными способностями, делятся на две большие группы. Первая группа — это люди, далекие от религии, эзотерики и других духовных течений, то есть «кондовые» материалисты. Для них, конечно, такой ребенок — это потрясение. И их первая реакция — отвести его к психиатру (который тоже совсем недавно изучал марксизм-ленинизм и, скорее всего, является атеистом). Если родители это сделали, то итог обычен — ребенку диагностируют отклонение от нормы и предписывают лечение, после которого он становится такой же нечувствительной «чуркой», как и большинство остальных людей. Лечение удалось.
Но не все родители соглашаются с диагнозом «шизофрения» или «паранойя» и начинают искать дальше. В итоге они попадают во вторую группу родителей, которые знакомы с эзотерикой, различными теориями по поводу устройства Тонкого мира, способами считывания информации и так далее. Этим родителям знакомы слова «астрал», Тонкий мир, эфирные сущности и т. п. Они пробуют найти объяснение феномена своего ребенка в рамках этих теорий, и что-то находят. Но что делать дальше, не одна теория не говорит. Многочисленные школы экстрасенсорики и телепатии предлагают взрослым развить подобные же способности. Но вот как с ними жить, особенно если они получены в детстве, не учит никто.
У нас тоже нет подобных рекомендаций, поэтому мы попробовали выработать их совместно. Для этого на страницах нашего журнала «Разумный мир» есть рубрика «Разведчики из будущего», в которой обмениваются опытом родители, имеющие детей с неординарными способностями.
Приведём для примера несколько подобных писем (с минимальными исправлениями).
Письмо Инны Л. из Харькова
… Дело в том, что у меня есть сын, которому сейчас 5 лет. Зовут его Владимир. Владимир проявил свои аномальные способности в возрасте 4-х лет.
Где-то в феврале 1998 года произошло следующее событие, которое сильно меня испугало. Утром мы встали, позавтракали и Владимир пошел в свою комнату, а я пошла в свою, легла и начала читать. И тут Владимир начал кричать и бегать по своей комнате так, как будто его убивают. Я быстро зашла туда и остолбенела. В комнате кроме сына никого нет, а он бегает посередине комнаты по кругу и кричит так, что мне стало страшно. Какое-то время он меня не видел и размахивал руками по воздуху, как будто кого-то отталкивал и от кого-то убегал. Когда он меня увидел, то подбежал с криком и глазами, наполненными страхом, и прямо запрыгнул на меня, отбиваясь от кого-то. Он продолжал кричать, что его хватают за ноги, щипают, трогают.
Я стала его успокаивать и быстро унесла в другую комнату. На мои вопросы, кто его трогает, он говорит: «Они, ты что, не видишь!». Я ему говорила, что никого здесь нет, что ему показалось. Спрашивала, есть ли кто-то в этой комнате? Он осмотрел комнату и сказал, что никого нет, но «они» в коридоре. Я закрыла в комнату дверь и он долго был у меня на руках, пока не стал засыпать. Тогда я осторожно отнесла в его комнату, положила на кровать, укрыла, постояла немного, но тут в дверь позвонили, и я пошла открывать. Пришла одна моя знакомая, мы прошли на кухню и я в ужасе всё ей рассказала. И тут мы уже вдвоем услышали крик и плач Владимира и побежали в комнату. Он лежал на кровати с испуганным видом, кричал, бил по одеялу ногами, махал руками. Я его быстро подняла на руки и унесла в свою комнату, но он кричал, что «они уже тут».