«Страх не имеет причины», — писал суфийский учитель Джалалудин Руми семь столетий назад, — «это плод воображения, преграждающий вам путь, как деревянный засов запирает дверь. Сожгите это препятствие». Страх перед неизвестным пугает сильнее, чем страх перед известным, и нигде это так не справедливо, как во сне. Поэтому одной из самых адаптивных реакций на неприятную ситуацию во сне будет встреча с ней лицом к лицу, о чем свидетельствует опыт жившего в 19 веке пионера осознанного сновидения Маркуса д'Эрви де Сен-Дени.
Я не понимал, что сплю, и думал, что меня преследуют ужасные монстры. Я бежал сквозь бесконечную цепь проходных комнат, с трудом открывая и закрывая за собой разделяющие их двери, только для того, чтобы снова услышать, как их открывают мои преследователи, издававшие при этом жуткие вопли. Как только я почувствовал, что они настигли меня, я проснулся, весь дрожа и обливаясь потом.
…Этот сон все более влиял на мою жизнь, потому что когда я с ним сталкивался, мне, волею судьбы, никак не удавалось привести себя в сознательное состояние, которое так часто бывало у меня во время сна. Но однажды, когда он вернулся в четвертый раз, и мои преследователи уже готовы были возобновить погоню, в моем сознании неожиданно пробудилось желание сразиться с этими фантомами, которое придало мне силы для преодоления своего инстинктивного страха. Я не побежал, а мобилизовав то, что в данных условиях, наверное, можно было бы назвать волей, заставил себя прислониться к стене и решил во всех подробностях рассмотреть фантомов, на которых я до сих пор только оглядывался. Первоначально, признаюсь, я испытал довольно сильное потрясение — таким образом мой ум, защищался от пугающей его иллюзии. Я остановил взгляд на главном своем преследователе, чем-то напоминавшем оскаленных, ощетинившихся демонов с соборного портика, и, когда желание наблюдать взяло верх над моими эмоциями, увидел следующее: фантастический монстр приблизился ко мне на несколько футов, посвистывая и подскакивая так, что перестав его бояться, я воспринимал ситуацию скорее как комическую. Я заметил когти на одной из его лап; их было семь, очень ясно очерченных. Волосы его бровей, рана, зияющая у него на плече, и бесчисленное множество других деталей образовывали потрясающе подробную картину, одну из самых четких, какие мне доводилось видеть. Был ли это какой-то готический рельеф, хранящийся в моей памяти? В любом случае, мое воображение сделало его и подвижнее, и красочнее. Концентрация внимания на этом персонаже привела к тому, что остальные его компаньоны, словно по магическому велению, исчезли. Сам же он, казалось, замедлил свои движения, потерял яркость, а очертания его стали размываться, пока он не превратился во что-то вроде парящей в воздухе связки тряпья, наподобие выцветших костюмов, которые снимаются с витрины и продаются по дешевке во время карнавала. Потом последовали несколько незначимых видений, и я проснулся.
Похоже, это было последнее из кошмарных сновидений Маркуса. Поль Толи также отмечал, что открытое и смелое поведение во сне часто приводит к тому, что внешний вид других существ становится менее угрожающим. С другой стороны, если пытаться заставить их исчезнуть, они могут стать еще страшнее, как в случае со Скоттом Спэрроу.
Темной ночью я стоял в прихожей возле своей комнаты. В парадную дверь вошел отец. Я сказал ему, что это я, причем так, словно боялся напугать его или спровоцировать нападение. Я боялся, сам не зная чего.