Холодный северный ветер успел избавить тайгу от гнуса. Ни комаров, ни мошки в лесу не было. Поэтому я спокойно проспал почти до рассвета. Открыл я глаза от нестерпимого холода. Костёр мой давно погас, но вновь разводить огонь я не стал. Наскоро позавтракав, я накинул на плечи рюкзак, и, взяв в руки заряженную пулями «Сайгу», двинулся по намеченному маршруту. Судя по карте, мне надо было пройти около двухсот километров. В действительности же при движении по таёжным тропинкам расстояние могло удвоиться. Чтобы такого не произошло, важно было делать как можно меньше обходных манёвров. Но идти по горной тайге напрямик дело не из лёгких. На моём пути попадались бесконечные каменные осыпи, затяжные спуски и долгие изнурительные подъёмы. И всё это приходилось преодолевать. Кроме того, надо было идти между стволами сосен, по зарослям пихтового и кедрового стланика, по березнякам и бесконечным лиственничным борам. Но самым тяжёлым препятствием на пути становились так называемые харальгоны. На местном наречии – заросшие карликовой берёзкой длинные и, как назло, довольно широкие пади. Чтобы прорваться через харалъгон требуются и сноровка, и немалое время. Сплошную берёзовую поросль, где двигаться практически невозможно, стараются обходить и сохатые, и олени. Зарослей карликовой берёзки не боятся одни росомахи. Обладая недюжинной силой, они умудряются проламываться через неё подобно таранам. Мне же приходилось бороться с этой бедой часами, прорубаясь сквозь заросли охотничьим ножом, а иногда даже топором. Как правило, пройдя падь, заросшую карликовой берёзкой, я так выматывался, что буквально валился с ног. Добравшись, наконец, до лиственничного или соснового бора я сбрасывал с себя рюкзак и, чтобы поскорее остыть и обсохнуть, ложился на землю. В такие минуты сердце колотилось как бешеное. Казалось, что оно способно заглушить звуки окружающей природы. К концу второго дня пути, преодолев очередной харальгон, я лежал, положив голову на каменную плиту, и смотрел на синее безоблачное осеннее небо. Надо моей головой по лиственничному сухостою бегал поползень. Он с нескрываемым любопытством меня разглядывал. По его поведению было видно, что птица человека видит впервые, и она сгорает от любопытства. Через пару секунд бойкая, смелая птица приблизилась ко мне совсем близко. Ещё немного, и она оказалась на рюкзаке, и занялась изучением моей куртки.
– Вижу, ты совсем расхрабрился! – обратился я к бегающему ко мне поползню. – А вдруг я окажусь твоим врагом?
– Ты не враг, – пискнула птичка, отлетев на пару метров.
– Что же ты меня тогда боишься?
– Так, на всякий случай, – перелетел на соседнее дерево поползень.
– И правильно делаешь, – улыбнулся я ему. – Подобные мне тебе не враги, но есть другие люди, их надо бояться, они могут оказаться и врагами.
– Он знает наш язык! Знает язык птиц! – удивлённо запищал поползень.
Но тут его писк заглушил отдалённый волчий вой. Подняв голову, я прислушался. Матёрый волк оповещал стаю о том, что по тайге напрямик идёт вооруженный человек. И его надо бояться. Вся эта информация была упакована в интонацию одного непрерывного звука.
«Вот и хорошо, – подумал я про себя. – Со мной в этом походе нет собаки. Но её роль могут сыграть волки».
Поднявшись на ноги и набрав воздуха в лёгкие, я по-волчьи завыл.
«Не бойтесь, – обратился я к матёрому на его языке. – Не враг я, а такой же, как вы, только человек…»
Я ждал ответ, но его сразу не последовало. Очевидно, волки растерялись. Человек, свободно общающийся на их языке! Такое поведение, естественно, зверей шокировало. Прошло не меньше десяти минут, прежде чем я услышал новый вой. На этот раз он прозвучал ближе.
«Почему ты, человек, называешь себя волком?» – спросил меня матёрый.
«Потому, – ответил я ему, – что живу, как и вы, не по законам человеческой стаи, а по законам окружающего нас мира».
Волк не ответил. Я поднял свой рюкзак, взял в руки «Сайгу» и не торопясь пошёл по лиственничному бору. Теперь дорога моя лежала к берегу Туры.
«Тура! – думал я, – опять арийское название. Переводится как «солнечная река». А если читать наоборот, то выходит распространённое в Армении имя Арут. И там, и там чёткие бореальские рамки».
Через пару часов я вышел на впадающий в реку ручей и, идя вдоль него, вскоре оказался на берегу Туры. Здесь я решил сделать привал на ночь. Место было удобное. Рядом плескалась вода. С севера мой будущий бивак прикрывали огромные камни, а вокруг валялось множество сушняка. Сбросив рюкзак, я быстро натаскал дров и, на всякий случай, поставив над спальником брезентовый тент, занялся рыбной ловлей. В рюкзаке у меня хранился портативный разборный спиннинг. Собрать его – дело нескольких минут. Всего через полчаса под ногами у меня валялась дюжина крупных ленков. Когда я взялся за разведение костра, со стороны леса опять раздался волчий вой.
– Если тебе нужна помощь, странный человек-волк, мы готовы тебе помочь, – пробасил матёрый.
– Я, как и вы, опасаюсь двуногих из человеческой стаи, – ответил я ему на его языке. – Если появятся на моей тропе люди, предупредите, а после того как я уйду, заберите мою добычу.
Волки мне не ответили, но я знал, их молчание означает согласие.
«Теперь можно спать спокойно, – улыбнулся я про себя.– Эти лохматые парни не подведут. Они проводят меня до самых озёр. Из всех пойманных рыбин, мне не осилить и двух,– посмотрел я на свой улов. – Остальными пусть позавтракают мои новые друзья».