И мне захотелось найти выводы, сделанные учёным. Когда я их отыскал, то не поверил своим глазам: Н.Н. Чебоксаров, ссылаясь на данные своей работы, утверждал, что основной признак монголоидности – эпикантус у русских в развитом виде почти не встречается. Его еле заметные зачатки из 8500 обследованных он встретил всего у 12 человек! В Германии же неразвитый эпикантус заметен у 8% граждан. Эстонцы, латыши, немцы, французы, даже западные украинцы считают нас, русских, полуазиатами. Пишут научные статьи о том, что мы, русские, возникли от смешения финнов, уральских угров и древних, ушедших из Европы на восток неполноценных европеоидных племён. Мало этого, с VI века нас периодически прессовали то гунны, то авары, позднее печенеги, половцы и наконец, монголы. Но данные антропологического исследования говорят, что мы, русские, более европеоиды, чем немцы! Как это понимать? У немцев монголоидных признаков на 2% больше, чем у нас. Откуда могли взяться монголоиды в Западной Европе? Неужели это потомки загадочных тунгров? Гибридных племён, смешанных с европейским питекантропом? Другого вывода я не находил.
«Если так, то многое в поведении западноевропейцев становится понятным. Оказывается, со временем генетический звериный комплекс расползся по всей западной Европе. В результате такого феномена население центральной части Германии и Австрии стало более монголоидным, чем мы, русские! Хорошо, – рассуждал я. – Всё это касается потомков питекантропов. Но в Европе жили ещё и неметы – неандертальцы. «Неметы» означает не умеющие говорить, то есть немые. От них и произошло слово немцы. Но неметы не обладали монголоидностью. Жаль, что по линии неметов Н. Чебоксаров не проводил исследований. Иначе могли быть выводы ещё более любопытные».
Я перелистнул ещё несколько страниц подборки и натолкнулся на статью Кожевникова под названием «Русология». В ней говорилось о результатах антропологической экспедиции 1955-1959 г. В. Бунака. Учёный обследовал сто групп великорусов. В своей работе Бунак выявил максимальные и минимальные пределы отклонений и пришёл к выводу, что у русского народа они минимальные. Различные группы русских, несмотря на громадную удалённость друг от друга, представляли собой практически однородный этнос!
«Как это могло быть? – недоумевал я. – Неужели древний арианский генофонд за тысячи лет изоляции русских родов друг от друга почти не изменился? Он должен был стать другим уже сам по себе, под влиянием различных условий жизни, не говоря о факторе генетического смешения с другими этносами. Но почему-то не стал. Почему? Неужели настолько мощная у нас, русских, как говорит Ярослава, звёздная природа, что её не меняют даже тысячелетия изоляции? А прибалты, французы, англосаксы, даже братья по крови поляки нас считают полутатарами… Вот тебе и полумонголы-полутатары! За что же вы, господа западники, нас считаете «смешай господи»? Уж, не за то ли, что вы сами представляете в своём большинстве гибридную расу? В. Бунак не сделал такого вывода, но отметил, что у русских антропологический разброс изменений в два раза меньше, чем у немцев, французов, англичан и других народов Европы. Получается, что мы, русские, по расовому признаку чистокровные европеоиды, к тому же предельно однородные. Западные же европейцы совсем иные. У них в два раза больше, чем у нас, монголоидных и других признаков, зато последние уверены, что они представляют собой эталон европеоидной расы, а мы великорусы, белорусы и малорусы – смесь монголоидов, финно-угров и неполноценных гибридных славян. Всё наоборот! Как и должно быть в нашем перевёрнутом мире!»
Я нехотя закрыл папку и, раздумывая над только что прочитанным, направился в импровизированный спортивный зал Добрана Глебыча. Когда я оказался на веранде, тренировка была в самом разгаре. Женщины занимались приседаниями, а хозяин висел под потолком на своей любимой дыбе.
– Наконец-то, – выдохнул он, цепляясь ногами за перекладину лестницы. – Я уж думал, что ты не придешь. Они знали, – покосился он на улыбающихся красавиц, – -что тебе подсунуть! Обычная женская хитрость. Чтобы ты ещё чуток отдохнул и восстановился.