До проклятой перестройки — обернулся ко мне Василий Дементич, — в нашенских местах, почти по всем мезенским деревням, «Конек-Горбунок» возил. Он и пассажиров частенько захватывал. Особливо таких как ты — одиноких и без тяжёлой поклажи. А сейчас нет его, нашего мезенского «Конька-Горбунка»! Отправили в Архангельский на ремонт, а там его областные власти кому-то продали, а может и себе прихватили.
— Что это такое, ваш «Конёк-Горбунок»? — с неподдельным интересом спросил я своего провожатого.
— Туполевская амфибия! Мощная машина и скорая. Ей всё равно что вода, что снег. Говорят, что лучшая в мире! Была бы она сейчас, ты бы до своей деревушки, куда путь держишь, с ветерком бы доехал. А сейчас пассажиров и почту на старенькой газушке возят, а дорога таёжная, сам знаешь какая, пока доедешь — все зубы себе переломаешь.
— А зубы-то причём, я что, в дороге что-то грызть должен? — не понял я.
— Да от трясучки энто, — улыбнулся Василий Дементич.
— Да я согласен хоть на чём, лишь бы поскорее. Уже две недели как в пути.
В районном центре нам сообщили, что мы опоздали. Только вчера вверх по реке ушла почтовая «газушка». Увезла она и нескольких пассажиров. Придётся тебе, Юра, теперь на перекладных, — вздохнул Василий Дементич. — Другого выхода нет. Сначала до одной деревушки, потом до другой.
— Ладно, — пожал я ему на прощание руку. — Как-нибудь доберусь.
У моего спутника в посёлке были какие-то дела, и я не стал его
больше беспокоить. Через день в районной гостинице я встретил человека, который ехал в мою сторону. Благодаря ему, я, наконец, оказался в Ценогоре.
Вид заснеженной деревни меня поразил. Огромные дома-терема, занесённые снегом, казались сказочными великанами.
«Вот это размах! Умеют здесь строить! Наши сибирские деревни поскромнее, — думал я, шагая по деревне. — А изгороди-то, какие! Местами тройные — почти крепости. Это, наверное, от строптивых местных быков, чтобы в огороды не прорывались».
Когда я зашёл в поселковый Совет и спросил, как мне добраться до маленькой соседней деревеньки, то меня тут же спросили, кто меня там ждёт. Естественно я ответил, что никто, просто я культуровед и занимаюсь сбором информации о народных промыслах. Для убедительности пришлось показать подаренные мне дядей Васей варежки. Вид древнего вязания произвёл впечатление, мне явно поверили. Но
помочь ничем не могли. Посоветовали никуда не ездить, а заняться сбором информации о народном творчестве в самой Ценогоре. Понятно, такой поворот дела меня не устраивал. Видя, что я расстроился, секретарь Совета, приятная голубоглазая блондинка, сказала:
— Дня три назад на снегоходах за своими приезжал Мирослав Глебыч, я скажу своему мужу, чтобы он показал вам завтра дорогу и дал лыжи. По буранице и на лыжах вы быстро доберётесь до выселков. Переночевать можно у нас в Совете, для такого дела имеется специальная комната.
— Лыжи у меня есть свои, — улыбнулся я. — А за помощь спасибо. След снегохода — лучший указатель.
Вечером ко мне в гостевую комнату пришёл муж Веры Павловны, так звали секретаря Совета. Он принёс крынку молока, увесистый кусок сыра и краюху душистого хлеба.
— Здесь вам на вечер, — показал на деликатесы Мартын Фёдорович, муж секретарши. — А тут пироги с мясом, это в дорогу, — положил на стол рослый помор второй свёрток. — Обратно поедете, сразу к нам, — наказал он. — А завтра покажу вам дорогу.
— Зачем так беспокоиться? — смутился я. — У меты всё есть. Продуктов я накупил вдоволь.