— Вы вот что, — перевёл разговор на другую тему Фёдор. — Идите-ка в бор вместе, — посмотрел он на своего сына. — Покажешь Георгию наши юрты, кайм для оленей, озеро. На обратном пути к брату зайдёте. Он рад будет.
— Только я своих собак брать не буду. А то у него кобель чего доброго какого-нибудь нашего задавит.
— А где ваши собаки? — спросил я.
— Сидят в вольере, чтобы лосей зря не гоняли, — сказал Фёдор. — Вольера большая, не обезножат. Ты хорошо сделал, что своих чёрных волков привязал.
— А что же вы не предупредили, что у вас олени? — спросил я. — Вот был бы концерт! Разогнали бы весь ваш скот.
— Ничего, олени как разбегутся, так и соберутся, — засмеялся Пётр. — А за глухарями пойдём не в сторону стада, а на юг. Там нет беломошников, значит и оленей, — поднялся он из-за стола.
Через несколько минут мы подошли к вольере, где жили собаки хантов. То, что я увидел, меня приятно удивило: за оградой бегали чистокровные без всяких примесей хантейские лайки!
— Надо же, — спросил я Петра. — Как вам удалось сохранить таких собак?
— Эти лайки нашего рода. Щенков отдаём только своим друзьям и родственникам и других собак не завозим.
— Ты видишь, — показал я парню. — Они похожи на моих чёрных, только меньше размерами и серые. По сути-то, одна порода.
— Вообще-то, походят, — согласился молодой хант — Особенно головы.
— Я забыл спросить твоего отца, где та кочевая дорога, по которой когда-то эвенки ходили вашими борами? — перевёл я разговор на интересующую меня тему.
— Мы как раз туда и идём. Но она дальше, на болотах, — сказал молодой Ярцемов.
— А ты откуда знаешь? — спросил я его.
— Деды рассказывали. Там на сосновых гривах до сих пор и лабазы тунгусов стоят, я правда не видел.
«Как интересно получилось? — подумал я про себя. — В Томской области про эту кочевую дорогу я только слышал, а здесь в Тюменской нахожусь с ней уже рядом. Там о ней рассказывали эвенки, а здесь то же самое, но уже ханты».
Размышляя таким образом, я и не заметил, как мои собаки, умчавшись куда-то вперёд, подняли с земли выводок глухарей.
— Петя, — обратился я к ханту. — У тебя «тозовка», сбегай, подсоби собакам.
— А ты как же? — обрадовался молодой охотник.
— Я ещё настреляюсь, — махнул я рукой.
Петя убежал на лай, а через несколько минут раздались три винтовочных выстрела. Когда я подошёл к Петру, тот стоял с тремя петухами.
— Я самых здоровых стрелял, как же нам их таскать? — спросил он растерянно.
— А мы пойдём назад этой дорогой, или другой? — посмотрел я на него.
— Можно этой, можно и другой.
— Если этой, то глухарей мы повесим на сосну, а на обратном пути заберём, — посоветовал я.
— Тогда давай так и сделаем, — обрадовался разгорячённый Ярцемов.
— А почему копылух не стал стрелять? — спросил я молодого парня.
Мы шли по бору, прислушиваясь, не залают ли где снова собаки.
— А зачем? — удивился он. — Мы в своих угодьях ни тетёрок, ни копылух не стреляем. Оттого и птицы у нас полно.
В этот момент сбоку от нас опять раздался собачий лай.
— Сейчас твоя очередь добывать глухаря, — запротестовал Петя, видя, что я хочу снова предложить ему показать свою меткость.
«Ну что же придётся идти», — вздохнул я.
К вечеру у нас набралось двадцать птиц. Под таким грузом на обратном пути нам было уже не до разговоров. Мы шли по звериной тропе часто отдыхая и ругая себя за жадность.