Эта цель интегральной Йоги должна быть принята полностью теми, кто следует ей, но признание этой цели должно содержать в себе понимание тех огромных камней преткновения, которые лежат на пути ее достижения; наоборот, нужно полностью знать причину, почему многие дисциплины не только отказываются признать ее императивный характер, как истинного значения земного существования, но даже отказываются рассматривать такую возможность. Ибо здесь в жизненной активности земной природы сама суть затруднения, которое довело Философию до высшего равнодушия и увело даже ревностное око Религии от болезненной проблемы рождения в бренном теле к отдаленному Раю или безмолвному покою Нирваны. Путь чистого Знания сравнительно прямой и легкий для идущего ищущего, несмотря на наши ограничения смертности и пропасти Неведения; дорога чистой Любви, несмотря на встречающиеся на ней камни преткновения, страдания и испытания, может оказаться, в сравнении, легкой, как полет птицы в свободной лазури неба. Ибо Знание и Любовь в своем существе чисты и загрязняются, извращаются и деградируют, только когда вступают в двусмысленное движение жизненных сил и захвачены ими ради внешних грубых жизненных движений и настойчивых несовершенных целей. Только из-за этих сил Жизнь или, по крайней мере, какая-то доминирующая Воля-в-Жизни выглядит чем-то нечистым, проклятым и падшим в самой своей сути. Соприкасаясь с этим под его тусклой оболочкой или попав в его радужную трясину, само божественное становится обычным и грязным и с трудом может избежать возможности падения до уровня извращений и катастрофической ассимиляции демоном и Асуром. В основе этого лежит принцип тёмной и тупой инерции; всё привязано телом, его потребностями и желаниями, к тривиальному уму, мелким желаниям и эмоциям, незначительным повторениям мелких бесполезных функций, нужд, забот, занятий, болей, удовольствий, никогда не ведущих за рамки самих себя, и носит печать невежества, не знающего ни причин, ни следствий. Физический ум инерции не знает ничего божественного, кроме своих мелких земных богов; возможно, что он стремится к большему комфорту, порядку, удовольствию, но не требует возвышения и духовного освобождения. В их центре мы встречаемся с более сильной Волей жизни, обладающей большим жаром, но это ослепленный Демон, искаженный дух, и он находит удовольствие в тех самых элементах, которые превращают жизнь в суету стремлений и жалкий беспорядок. Это душа человеческого или Титанического желания, цепляющаяся за яркие цвета, беспорядочную поэзию, жестокую трагедию или потрясающую мелодраму смеси добра и зла, радости и печали, света и тьмы, пьянящего восторга и горьких терзаний. Она любит эти вещи и хотела бы иметь их все больше и больше, и даже тогда, когда страдает и восстает против них, принимает только их и не находит удовольствия ни в чем другом; она ненавидит и восстает против более высоких вещей и в своем гневе может растоптать, разорвать и распять любую более божественную Силу, которая предложила бы сделать жизнь чистой, светлой и счастливой и стереть с ее губ огненный напиток этой возбуждающей мешанины. Есть и другая Воля-к-Жизни, готовая следовать за улучшающимся идеальным Умом и привлечена его предложениями извлечь из жизни некую гармонию, красоту, свет, лучший порядок, но это лишь меньшая часть виталической природы, и она легко побеждается ее более неистовыми или темными тупыми товарищами по несчастью; кроме того она не легко отвечает на зов более высокий, чем зов Ума, если только этот зов не изменяет себе, как это обычно происходит с Религией, снижая свои требования до условий более понятных нашей темной виталической природе. Искатель духовного начинает всё более ощущать в себе и находить вокруг себя все эти силы, и должен непрерывно бороться, чтобы освободиться от их хватки и разрушить их давно установившееся господство над ним самим и окружающим человеческим существованием. Это очень трудно; ибо власть их так сильна, выглядит столь нерушимой, что оправдывает презрительный афоризм, приравнивающий человеческую природу к собачьему хвосту, — ибо, как ни выпрямляй ее, силой или этически, при помощи религии, разума или любым другим путем, она всегда возвращается к первоначальному крючковатому изгибу Природы. И так велик напор, тиски этой более возбужденной Воли Жизни, так велика опасность ее страстей и ошибок, так хитро настойчива или упорно агрессивна и постоянна, вплоть до самых Небесных врат, ярость ее атак и надоедливое сопротивление ее препятствий, что даже святой и Йогин не могут быть уверены в сохранении своей освобождающей чистоты и натренированного самообладания против ее интриг и насилий. Все усилия выпрямить эту природную кривизну кажутся борющейся воле фатальными; бегство, уход на счастливые Небеса или спокойное растворение легко кажется единственно мудрым, начинает казаться, что единственный способ избавиться от обременительных связей, несчастного претенциозного бреда, слепого, сомнительного счастья и достижений земного существования — это найти возможность больше не рождаться.