Крабители не любят рассказывать о себе, расспрашивать не принято. На наколки стараются не обращать внимания. Указывающий на свои наколки считается ненадежным. Рассказчики ценятся, но это рассказы о приключениях, смешных или странных случаях, другой жизни. То есть не о путях известных друг другу людей. И так все знают, что народ тут разношерстный — от не сумевших приспособиться к социуму неудачников, до скрывающихся от суда или следствия жиганов; один ушел от долгов, другой — от опостылевшей жены. Кто-то обиделся на общество; кто-то, в соответствии со своим учением, считает, что на данном этапе развития ему необходимо одиночество. Откуда ты взялся и куда ушел — твое личное дело.

Живут крабители бедновато. От заработка к заработку. Их труд и оборудование — на уровне девятнадцатого века. Зарабатывают на крабе только промысловики на современных судах, особенно продающие краба за валюту иностранцам с борта на борт или в японские порты. Вырученного же крабителем-одиночкой едва хватает на жизнь и снасти. Это их присказка: «От моря только горе».

Обычно крабитель умирает зимой в хижине. Через несколько дней, недель или месяцев соседи обнаруживают тело в промерзшей хижине и хоронят его на берегу, ставя простой крест без надписи.

29.01.98

Возможно, что моих записей хватило бы на издание книги вроде «Рецепты от Шамана», но сам я не пользовался этими рецептами. В эту публикацию практические советы без изменений включены, лишь если они попали в один день с важным диалогом.

—   Как ты готовишь этот папоротник?

—   Солил.

—   Как?

—   Слой папоротника, слой соли, сверху пресс, чтобы он дал сок. Через неделю сок сливаешь, ворошишь папоротник и заливаешь рассолом.

—   Сколько соли?

—   Пока не перестанет растворяться.

29.01.98

С годами выяснилось, что круг общения Шамана неожиданно широк. Сегодня я бы даже сказал, что, живя на берегу, Шаман общается со всеми окружающими его людьми. Некоторые виделись с Шаманом лишь раз как больные или ухаживающие за больными, другие общаются редко, но регулярно. Ни эти люди, ни Шаман не находят в таком общении ничего удивительного.

—   Где ты вообще берешь соль, крупу?

—   Кузьма привозит.

—   Почему он это делает?

—   Почему ты приносишь мне вещи?

—   Они не нужны нам в городе.

—   Но ты долго несешь их на себе. А патроны, горелка?

—   Это подарки.

—   Почему ты это делаешь?

—  Я хорошо к тебе отношусь.

—   И они хорошо относятся. Я лечу их и подсказываю, где, сколько рыбы можно взять.

—   Откуда знаешь про рыбу?

—   Есть правила, признаки, вообще и местные.

—  Расскажи чуть.

—   Например, речка не должна быть перекрыта сетью больше трех дней в неделю. И не подряд.

—   Почему?

—   Рыбе нужны проходные дни, чтобы не переводилась.

—   А местные?

—   В окрестностях Магадана рыба идет хорошо в нечетные годы, плохо в четные.

—   А в других местах?

—   Надо там пожить, почувствовать. Севернее, может быть, правило четности не так сильно выполняется.

—   Еще есть какие-то признаки?

—   Горбуша ходит в год с брусникой, не ходит с грибами и шишкой.

—   То есть грибы ходят с шишкой в четные?

—   Не всегда. Четность — более общий признак.

—   И у отдельных речек есть приметы?

—   Конечно.

—   Ну ты шамааан. (Смеюсь)

—   Хоть горшком назови. (Смеемся вместе)

—   Так браконьеры платят тебе продуктами?

—   Это — не плата, а отношения. Ты бы еще крупу в деньги перевел. Кроме того, Кузьма считает меня колдуном.

—   Тебе нравится, что тебя называют Шаманом?

—   Хоть горшком ...

09.03.98

В чем никак нельзя заподозрить Шамана, так в сентиментальности. Он запросто мог поговорить с куропаткой и, окончив разговор, пообедать ею же. Раз я сказал ему, что предпочитаю охоту без общения, но Шаман лишь пожал плечами и напомнил о разведении кур и коров. И вдруг на окошке его хижины я увидел веточки в банке.

—  В первый раз вижу среди тайги веточки на окне. Зачем?