В 1905 году Эйнштейн впервые опубликовал уравнения, связывающие Материю и Энергию.
Она в одиночку продвигалась сквозь мир, лишённый внешних обличий. Даже те, кто слышали первый удар набата - или первый перезвон колокольчиков - прогремевший над их красками или наукой, не знали, что они делают. В лесу будущего глаза у нас завязаны, хотя именно оно подталкивает нас вперёд; оно уже здесь. Мирре было года двадцать три - двадцать четыре. Не ведая страха. Она одна шла сразу через несколько миров, и очищенная Ею Материя, казалось, всё глубже и глубже тонула во времени, не знающем часов, в пространстве, не знающем расстояний, и в странной географии, смешивающей прошлое и будущее; твёрдая и тяжелая Материя растекалась под натиском мощных потоков, и неприкосновенной оставалась только её хрупкая корка - бесполезная, почти несуществующая, и всё-таки крайне нужная её материалистической душе: казалось, что в этом осколке погасшей звезды - ключ ко всем остальным звёздам, что в крошечной клетке собрана вся сила, приводящая в движение миры, а в беспричинном порыве, заурядной обыденности - финальная сцена, в которой завязываются и развязываются все узлы других миров. Так в мелочах полностью представлено то , чьи законы движения наугад искала Мирра. К счастью, не дал Ей знания о буддизме, иначе Она бы уверовала в иллюзию Майи, - на Её долю выпал благословенный дар не знать вообще никаких ; с невинной душой и открытыми глазами Она в одиночку продвигалась вперёд; так неужели Её путь хуже пути людей, что идут, зажмурившись? Да и кто поручится в истинности любого направления там, где есть только что-то такое, что светит в сердце и днём, и ночью, и в чуде, и в заурядности, и в катастрофе, и в не-катастрофе, оно и толкает на поиск настоящей истины Материи и Духа. жизни я прошла через всё, и всегда чувствовала нечто вроде света - неуловимое и совершенно чистое (не в моральном смысле, я говорю о чистом свете) - оно проницало повсюду, светило везде, но ни с чем не смешивалось. Даже ребёнком, я ощущала это белое пламя. Я никогда не чувствовала отвращения, презрения, ужаса, никогда не казалась себе испачканной чем-либо или кем-либо. Пламя, настолько белое, что никто не лишил бы его этого цвета, горело всегда>. И что могло испугать это? Какая Майя устояла бы перед этим? Какой ад или рай двенадцати миров? Или тринадцатого, нашего, хотя он, похоже ещё не стал тем, что он есть на самом деле. Когда же это случится, все тринадцать миров станут одним во времени без несчастий, пространстве без столкновений и - теле без смерти.
Сверхчувство