Будет полезно, если бы внимательные наблюдатели не поленились сообщить врачам замеченные ими всякие необычайные проявления. Такие сторонние сообщения могут с великою пользою толкнуть мысль испытателя.

Ведь сейчас происходят многие новые формы эпидемий. Особенно озлобилась инфлюэнца, иногда доходящая до форм легочной чумы, и, конечно, необыкновенно осложнились всякие психозы.

Широкое и неотложное поле действия для всех исследователей. Отметки истории, хотя бы и в кратких и своеобразных упоминаниях, тоже могут навести на разные полезные размышления.

В Париже живет Константин Коровин. Сколько мыслей о русской национальной живописи связано с этим именем. Многим оно запомнилось как имя великолепного декоратора, выполнителя самых разнообразных театральных заданий. Но это лишь часть сущности Коровина. Главный его смысл – это самобытное дарование, проникнутое национальной живописью. Он именно русский художник, он – москвич, не в степени московщины, но в размахе Русском. Обратясь к богатому ряду коровинских картин, видим в них ту истинно Русскую ценность, которой восхищаемся и в творениях Сурикова, и Рябушкина, и Нестерова, и Апполинария Васнецова.

И никогда имена этих крупнейших художников не вынет писатель истории Русской культуры. Не в том дело, что они были различны в своем темпераменте. Но в том дело, что они мыслили и расцвечивали понятия великой Руси каждый по-своему. Драгоценно именно то, что они составили в истории русской живописи прекрасное ожерелье, которое запоминает каждый иноземец, желающий познавать истинную Россию.

Много русских художников. Многие из лучших из них собрались около Парижа. И Малявин, и Александр Бенуа, и Яковлев, и Сомов и, наездами, Григорьев, – целая семья, восполнившая одну из лучших страниц истории Русского искусства.

Сейчас исполняется очень знаменательный срок – 35 лет со времени всемирной Парижской выставки, которая для русского искусства была так знаменательна.

На этой выставке все запомнили чудесное панно Коровина и восхитились Малявинской мощью. Через 30 лет взошли многие семена, посеянные этой группой русских художников.

Всегда много русских в Париже; переживали они и лучшие, и худшие времена. Бывало им и легче, и опять начинался какой-то сплошной кризис. Во всех этих волнах, во всех разнообразных суждениях, сколько раз государственные деятели Франции поминали именно Русское художество, как один из неоспоримых магнитов, спаявших бывшее франко-русское понимание.

Дягилевский балет и опера! А сам Шаляпин!

Ведь это не была простая театральная антреприза, это были прекраснейшие посланники, вестники русские, которые навсегда закрепили низкий, приветливый поклон незабываемой России.

А разве помыслят сейчас иностранцы о русской музыке без имени Мусоргского, Римского-Корсакова и без живущих сейчас в Париже наших славных Стравинского и Прокофьева?