Человек нашел свой дом, человек нашел спутника, человек укрепился давними магнитами и тем яснее и звучнее может он приносить ближним своим великую пользу. Сердце знает, когда довлеет опять прикоснуться к каким‑то другим домам и когда настанет час воодушевить каких‑то других спутников. Такое сердечное чувствознание не обессилит человека, оно лишь преобразит его деятельность, и многие спросят себя, откуда берутся такие силы и такая уверенность? Они происходят от опознания желанного дома, от взаимоукрепления желанным спутником. Семья, воспитатели должны бережно относиться к каждому проявленному влечению. Дом может быть и очень близко, а может быть и за горами, и за долами. И спутник найдется тогда, когда ничем не отемнены истинные, сужденные влечения.
27 апреля 1935 г.
Цаган Куре
Стойкость
Встает передо мной нечто незабываемое из моей первой выставки в Америке. В одном из больших городов местный богач и любитель искусства приветствовал меня большим, парадным обедом. Все было и обширно, и роскошно, присутствовали лучшие люди города. Как всегда, говорились речи. Хозяин и хозяйка, оба уже седые, радушно и сердечно беседовали с гостями. Во всем была полная чаша, и хозяйка обратила мое внимание, что все комнаты убраны в синих и лиловых цветах, и добавила:
«Именно эти тона я так люблю в Ваших картинах».
После обеда одна из присутствовавших дам сказала мне:
«Это очень замечательный прием, – и пояснила: – Вероятно, это последний обед в этом доме».
Я посмотрел на мою собеседницу с изумлением, а она, понизив голос, пояснила:
«Разве Вы не знаете, что хозяин совершенно разорен и не дальше как вчера потерял последние три миллиона?»
Естественно, я ужаснулся. Собеседница же добавила:
«Конечно, это тяжело ему, особенно принимая во внимание годы. Ведь ему уже семьдесят четыре».
Такое несоответствие услышанного со всею видимостью, а главное, с видимым спокойствием хозяев было поразительным. С тех пор я стал интересоваться особенно их судьбою. Оказалось, через три месяца после этого обеда они уже жили в своем гараже. Казалось бы, все было потеряно, а через три года этот же деятель был опять в миллионах и жил в прежнем своем доме-дворце.
Когда я говорил его знакомым о моем удивлении, почему многочисленные друзья и, наконец, город, которому он пожертвовал так много, не помогли ему, мне сказали: «Во-первых, он не принял бы помощи, а во-вторых, такие бури жизни ему не впервые».
Этот последний разговор происходил в большом клубе, где в спокойных креслах около окон сидело много почтенных людей, читая газеты и беседуя. Мой собеседник, указывая на них, сказал:
«Все это миллионеры. Спросите их, сколько раз каждый из них переставал быть миллионером и вновь им делался».
А члены клуба продолжали спокойно читать и весело беседовать, как будто бы никогда никакие житейские бури не проносились над ними. Я спросил моего приятеля, как он объясняет себе это явление? Он пожал плечами и ответил одним словом:
«Стойкость».
Действительно, это понятие стойкости должно быть отмечено среди других основ, нужных в жизни. Мужество – одно, доброжелательство и дружелюбие – другое. Трудолюбие – третье. Неустанность и неисчерпаемость – четвертое. Энтузиазм и оптимизм – пятое. Но среди всех этих основ и многих других, так нужных, привходящих светлых утверждений, стойкость будет оставаться как нечто отдельное, незаменимое и дающее крепкое основание преуспеянию.
Стойкость вытекает из большого равновесия. Это равновесие не будет ни холодным расчетом, ни презрением к окружающему, ни самомнением, ни себялюбием. Стойкость всегда будет иметь некоторое отношение к понятию ответственности и долга. Стойкость не увлечется, не поскользнется, не зашатается. В тех, кто шел твердо до последнего часа, всегда была стойкость.