Но именно в храме прозвучала первая весть о войне. И дальнейшие планы замерли, чтобы уже более не довершиться. Но, если значительная часть стен храма осталась белая, то все же основная мысль этого устремления успела выразиться. Остальное хотя и осталось в пространстве, но тем не менее этот завершительный завет М. К. в Талашкине еще раз показал, насколько верною осталась она своему изначальному устремлению строить и верить в будущее и новое.
Дальше для М. К. открылись новые странствия, перемена всей внешней жизни и переоценка многих людей. Очень жалею, что сейчас в Гималаях не имею при себе одного из последних ее писем, которое при всякой ее характеристике должно быть приведено полностью. В этом замечательном письме она высказывает всю полноту вмещения современных событий. Выходя за пределы личных ощущений, минуя национальное и все прочие соображения, М. К. без малейшего раздражения, наоборот, в лучших объединяющих тонах, переносит мысль свою в будущее.
Имея только свой рабочий стол, небольшую мастерскую и маленькую виллу под Парижем (как я называл ее: «Малое Талашкино»), М. К. опять оказывается свободной в своих помыслах. Не останавливаясь на людских оценках, она говорит о будущем, а будущее это в Знании. Перед нею не только не поблекли, но сияюще расцветают проблемы наследия искусства, выраженные в традициях и орнаментах далекого Востока. Но она не делается теоретиком. Никакие потрясения не могут оторвать ее от жизни. Она работает и по-прежнему полна желанием давать людям радости искусства.
Среди родов искусства М. К. избирает для себя наиболее трудный и наиболее монументальный. Эмали ее, основанные на заветах старинного долговечного производства, разошлись широко по миру. Эти символические птицы-Сирины, эти белые грады, эта цветочная мурава, эти лики подвижников показывают, куда устремлялись ее мысли и творчество. Жар-Птица заповедной страны будущего увлекла ее поверх жизненных будней. Отсюда та несокрушимая бодрость духа и преданность познанию.
Во французских музеях и у частных собирателей эмали М. К. напомнят об этой памятной жизни и о стремлениях к Жар-цвету – Творчеству.
В то время, когда множество душ человеческих кипело вопросами сегодняшнего дня, в пене событий забыв о будущем, М. К. интересовалась переселением народов и готскими наследиями, спрашивала меня о нужных для ее верных проблем данных из глубин Азии, и повторяла: «Ведь это непременно нужно найти. Ведь эти эмали и цветочный этот орнамент должны найти подтверждение. Эти зверюшки еще покажутся из новых мест».
Когда М. К. узнала об отъезде нашем в Центральную Азию, она лежала больной в своем Малом Талашкине.
«Ну, Отче Никола, видно, и взаправду собрался ты храм строить», – так напутствовала М. К. наше последнее свидание. А лежала она строгая-престрогая, как-то по-староверски, покрытая платком. Выйдя из Малого Талашкина, Е. И. сказала: «Вот уже истинная Марфа-Посадница. И сколько в ней сил и строгости!»
Могу себе представить, как была бы рада М. К. узнать теперь, после нашей экспедиции, что ее соображения о движении народов шли по совершенно правильному пути. А если бы она увидела некоторые орнаменты, увидела бы аналогии древностей Тибета со скифскими и аланскими, если бы увидела тибетские мечи и фибулы, которые напоминают о так называемых готских древностях, то радости ее не было бы границ.
Никто не скажет, что Мария Клавдиевна шла не по правильным путям.
Возьмем имена разновременных сотрудников ее и оцененных ею.