(Карла по-прежнему находится вне своей линии времени.) Р.Д.: Давайте-ка займемся на время одним исследованием. Проведите его здесь. Что произошло в этом месте вашей линии времени, откуда появилось "нечто"?
Думаю, вы могли заметить, что, приближаясь к этому месту, она вся дрожала, и не думаю, что она притворялась.
Можете ли вы разглядеть диссоциированный образ того, что там произошло?
К.: Нет, потому что я прошла через это с закрытыми глазами и не могу видеть, и не желаю видеть. Но я хотела бы видеть сейчас.
Р.Д.: (Обращаясь к аудитории): Полагаю, вы улавливаете мою мысль о двух частях ее идентичности. Не замечаете ли вы в этом утверждении какого-либо противоречия?
(Обращаясь к Карле): Я думаю, что у вас есть одна часть, которая видит, и одна часть, которая не видит.
Какой бы ресурс вам потребовался, для того чтобы увидеть это событие отсюда?
К.: Мне бы нужно было смотреть с какого-то расстояния и хотелось бы, чтобы тем, кто это видит, была не я. Мне нужно иметь
возможность поступать так, как если бы тем, кто наблюдает за мной, была не я.
Р.Д: Вы слышите? Вероятно, это именно то, во что она действительно верит для того, чтобы существовать, не зная, что произошло. Сколько лет вам тогда было?
К.: От четырех до семи.
(Обращаясь к аудитории): Очевидно, что этот ребенок пережил какую-то травму в возрасте от четырех до семи лет. В таком возрасте ваша идентичность обладает гораздо большей гибкостью.
Каким образом поступает ребенок, когда ему приходится иметь дело с травмирующим событием?
Существуют две наиболее распространенные стратегии:
1) Я сделаю так, чтобы это случилось не со мной, а с кем-то другим.
2) Я сделаю так, чтобы тем, кто помнит или видит, как это происходит, был не я.
В каждом из этих случаев возникает интересный вопрос. "Я никогда не смогу с этим справиться, потому что по-настоящему я этого не вижу. Тот, кто по-настоящему видит это, не я. Или, если я и вижу это, то происходит это вовсе не со мной".
Думаю, вы начинаете слышать, как вопросы, связанные с идентичностью, могут на вас повлиять.
(Начиная с этого момента, мы будем все время подчеркивать диссоциированность и работать с субмодальностями так, как если бы речь шла о какой-нибудь фобии и нужно было приблизиться к данному происшествию.)
(Обращаясь к Карле); Но если бы мы выбрали что-то иное, например, установили здесь какой-то экран, так что все, что вы видите, больше походило на кино? Вы даже Можете сделать это достаточно нерезким, чтобы четко не видеть, кто есть кто в этом кино. Может быть, это даже черно-белое немое кино, и вы можете прокручивать его очень быстро. Меня здесь интересует только, кто участвует в этом кино. Мне даже не интересно, что произошло.
К.: У меня такое чувство, что я придумываю эти картины.
Р.Д.: Очень хорошо.
К.: Может быть, я все это придумываю.
Р.Д.'. Это на самом деле весьма важное заявление. Я чувствую, что, может быть, все это просто придумала.
Разумеется, это еще одна защитная стратегия: "Либо этого вообще со мной не случилось, либо я просто все придумала". Что это, "копченая сельдь" или нет?
Что вы видите?
К.: Это я.
Р.Д.: А кто еще?
К.: Мужчина. Р.Д.: Кто-нибудь еще? Ваша мать? Родители? Только вы и этот человек?