Волна тепла окатила его, схлынула и вернулась вновь; жар обступил его стеной. Да, это была Хорьчиха Даниэлла. Не кто иной, как она, Даниэлла, делила с ним часы утренней свежести, и день за днем сидела в парке рядом с ним, и так любила этот парк, и уток, и книги. Даниэлла.
Он посмотрел через ее плечо на хорьчат. Они уже утихомирились и в ожидании повернули к Даниэлле внимательные мордочки. Тогда она раскрыла книгу и начала читать.
«Давным-давно, — едва слышно донеслось до Баджирона сквозь стекло, — компания щенков отправилась в поход. И пришли они на берег огромного океана. Щенки были смелые и мечтали о приключениях, но знали они не так-то много...»
Баджирон с трудом оторвал взгляд от этой картины. Затем он улыбнулся, повернулся и пошел прочь по коридору. Торопиться было некуда. Он снова встретит ее в парке в понедельник, он вернет ей книгу, он принесет семечки и хлебные крошки. И скажет Хорьчихе Даниэлле: «Привет! Как поживаете?»
Глава 5
Сидя в мягком свете старинной лампы, Хорек Баджирон оглядывался на те времена с тоской по утраченной вере в себя.
«Нупочемуя никак не могу дописать эту первую страницу? — думал он. — Что же случилось после того, как розовоусая заря приподняла кончиком носа темный полог ночи?»
Раздался негромкий стук, и дверь приотворилась на ширину лапки.
— Баджи, — тихонько окликнула его Даниэлла. — Завтрак готов...
Дверь бесшумно закрылась.
Писатель вздохнул. Как быстро пролетело время! Bсе утро — впустую. Он поднялся из-за стола, погасил лампу, вернул неоконченную страницу в ларчик и прикрыл блестящую крышку.
Тщательно очистив перо, он положил его в ящик стола, убрал на место чернильницу, промокашку и шкатулку с рукописью и снова поставил пишущую машинку на стол.
Его собственная Сверхновая до сих пор так и не вспыхнула на литературном небосклоне. И впервые в жизни он испугался, что этого не случится никогда.
Глава 6
В тесной кухоньке его ждала Хорьчиха Даниэлла. Потрясающая красавица: тщательно причесанный блестящий мех, черная, как смоль, маска в белоснежном овале, ясные глазки, радостно засиявшие при виде Баджирона.
Баджи сел за стол и разгладил штопаную льняную скатерть; лапа его, как обычно, нащупала крохотные стежки, так искусно исцелившие порванную ткань.
«До чего же мне повезло, — подумал он. — Ведь она могла выбрать себе любого хорька, какого только пожелала бы. А выбраламеня».
— Сегодня среда, — сказала она. — С Вафельным днем тебя, дорогой.
На столе стоял его любимый завтрак: хрустящие апельсиновые вафли на сливочном масле, кувшинчик теплого меда, стакан молока.
— Как книга?
— Продвигается, — ответил Баджирон.
— Две тысячи слов, как обычно?
Даниэлла знала, с какой скоростью он пишет щенячьи рассказы.
О том, что классические романы для взрослых пишутся медленнее, он не упомянул.
— Одно, — сказал он.
За все утро он написал одно-единственное слово: «заря».
Он принялся за вафли — говорить на эту тему не хотелось.
— Значит, не хочешь прочитать мне, что у тебя получилось? А я так люблю слушать...
Баджирон кивнул.
Отличные вафли, Даниэлла. Спасибо.
— У тебя с новой книгой чуть-чуть не ладится, да? — Она заглянула ему в глаза. — Но ведь совсем чуть-чуть, правда?
Она встала и, обогнув стол, наклонилась к Баджирону, прижалась носом к его носу и уставилась ему в глаза немигающим, очень серьезным взглядом.