Дни этого драгоценного покоя они заполняли мирными беседами и долгими прогулками. Баджирон учил Даниэллу заботиться о лошадках, которых звали Пылька и Везунчик, учил взнуздывать и седлать их. Даниэлла полюбила такую жизнь, и почти каждое утро они с Баджироном ездили верхом.
Но, несмотря на все перемены и нежданно обретенный комфорт, они не забывали и о том, чему когда-то научили их родители и воспитатели: чем больше мы получаем подарков, тем больше должны отдавать в дар другим существам.
Книга его стала бестселлером и заняла высокое место в рейтинге книг для щенков. Но пять вечеров в неделю Хорек Баджирон исправно проводил в кабинете на втором этаже, который оборудовал специально для работы над своим эпическим романом. Перо и керосиновую лампу он теперь не убирал: они всегда оставались на столе.
Каким прекрасным подарком всему миру хорьков станет его роман, если он все-таки сумеет его закончить!
Но муза не появлялась. Баджирону никак не удавалось привлечь ее к самому важному делу своей жизни.
Хуже того, со временем он обнаружил, что его преследует какая-то зловреднаяантимуза, беспрестанно нашептывающая ему, какое он ничтожество, как плохо он пишет и до чего же глупо надеяться, что книга его когда-нибудь сможет почтить своим присутствием полки библиотек или хотя бы тумбочки интеллектуалов, образованных и утонченных обладателей изысканного вкуса, что обитали в покинутом им большом городе.
Теперь в его кабинете мерцал широким экраном новенький компьютер. В нем Баджирон хранил прозу жизни: деловую переписку, интервью, копию рассказа о Стайке, письма родным и друзьям.
С этого компьютера Баджи послал издателю краткий отказ на просьбу написать продолжение книги о Стайке. «Я счастлив, что мой колибри принес нам с вами такой успех. Но в настоящее время я работаю над серьезным историческим романом, который непременно представлю на ваше рассмотрение, когда он будет окончен».
После этого он пошел на кухню, положил на тарелку сельдерея и арахисового масла и аккуратно окружил их кольцом виноградин, а затем неторопливым шагом направился на веранду. Даниэлла сидела за устройством, которое до недавних пор было пишущей машинкой ее супруга.
— Привет, дорогой, — рассеянно бросила она при виде мужа, тихонько усевшегося в соседнее кресло.
Клавиши размеренно поднимались и опускались под ее лапами, молоточки размеренно щелкали, припечатывая ленту к бумаге. Баджирон заглянул ей в глаза.
Он знал, что она сейчас видит. Она смотрит не на бумагу и даже не на слова, а куда-то сквозь них, в иной, нездешний мир. Сцены движутся, преображаясь с каждым мгновением, крупные планы сменяются общими, актеры произносят свои реплики, а Даниэлла лишь описывает шаг за шагом драму, которую они разыгрывают сейчас для нее одной.
Баджирон долго смотрел на нее, не шевелясь.
«До чего же все иначе, — размышлял он, — когда пишешь просто для забавы!»
Время от времени повествование принимало неожиданный оборот, и тогда мордочка Даниэллы озарялась мимолетной улыбкой удивления.
В данный момент Даниэлла наблюдала за тем, как злодейка Вероника принимает, трепеща ресницами, обручальное ожерелье из лап хорька, выйти замуж за которого у нее не было ни малейших намерений.
«Гуннар, как это мило! Какой ты добрый! Бедная маленькая куничка такого не заслуживает!»