В угасающем свете дня разливался металлический звон: Куки бил в треугольник, сзывая всех на ужин. Щенки прощались с овцами до утра, уговаривали их вернуться в лагерь, напоминали, что ночи стоят холодные не по сезону, раскладывали овсяные лакомства по чашечкам у постелей своих питомиц.
Хорек Джуп дописал очередную строчку, захлопнул блокнот и сунул его в седельную сумку Молнии рядом с зачитанным до дыр шедевром в бумажной обложке — «Путем хорька» Аведоя Мерека. Подъехав к походной кухне, он спешился у водопоя и отпустил лошадь напиться.
— Опять лапша под соусом?
Чувство юмора у Куки было что надо. Какие бы блюда ни подавали на стол, какие бы изысканные ароматы и экзотические вкусы ни извлекал этот чудо-повар из простейших ингредиентов, в меню, выписанном мелом на доске, всегда значилось одно и то же.
— Лапша под соусом не приедается никогда. — Внезапно повар уставился на него вопросительно: западный акцент он ставил себе с истинно швейцарской тщательностью. — Или надо было сказать«никода»,Джуп? Надо пропускать «г»?
— Можно и просто«никокда»,Куки. Ты делаешь успехи. — Джуп улыбнулся, что с ним случалось нечасто. — А кстати, ты откуда родом?
На этот вопрос повар всегда находил новые ответы.
Подтянулись первые едоки, и Куки плавными, мастерскими взмахами лапы принялся раскладывать порции по жестяным мискам.
— Из Восточной Монтаны, — ухмыльнулся он.
Джуп покачал головой.
— Ну-ну. Откуда-то, небось, к востоку от Цюриха...
А про себя подумал: «Что ж, повар имеет право на свои секреты».
Сегодня вечером «лапшой под соусом» именовалось воздушное, как облачко в ясном небе,souffle а la Nicoiseс лесными грибами и гарниром из тушеных овощей с канадским рисом. У кухонного фургона стоял бочонок с горной водой; тут же висели черпаки.
И вскоре уже десятки щенков и взрослых фермеров, отпустив лошадей пастись, обступили теплую кухню, и рассказы о прожитом дне поплыли над синей льняной скатертью, которую Куки загодя расстелил у костра. Миски крепко зажаты в лапах; на земле — полные до краев кружки; тихонько позвякивают вилки. То там, то здесь слышатся удивленные возгласы — «до чего вкусно!», «просто объедение!», «молодец, Куки!». Все идет своим чередом — как обычно в час общего ужина.
Наконец заходящее солнце озарило небосклон прощальным заревом, и маленькие хорьки расселись вокруг костра — послушать о том, что здешним старожилам довелось повидать на лоне природы. Порой среди рассказов случались и правдивые.
Один из фермеров, Хорек Дакота, держался поодаль. Восседая на сером коне по кличке Тень, он вглядывался в холодную тьму: нес караул на случай, если какая-нибудь овечка вздумает погулять во сне и забредет на скалы. Поужинает он позже.
Утомившись за день и надышавшись свежим воздухом прерий, радужные овцы быстро уснули — все, кроме Фиалки, которая любила подолгу размышлять в темноте и одиночестве.
Куки скромно стоял у откидного столика. Он пробовал суфле и испытывал своего помощника Крошку: «А не добавить ли самую чуточку шафрана?»
Крошка не так давно пережил подлинное преображение. Прежде кулинария была для него просто работой; теперь она стала его страстью.
— Я бы лучше не клал шафрана, шеф. Но что вы скажете, сэр, насчет капелькикумина?
Куки улыбнулся. Помощник подавал надежды.