На первой нашей стоянке, на самой первой нашей стоянке я заметил, что мой двигатель немного выбрасывает масло из трубы сапуна. Он всегда, понемногу терял масло, но это было больше, чем обычно. Я снял с крючков насадку и позволил сапуну подышать в нагретом отсеке двигателя.
Поскольку в самолете Мансона был гирокомпас и он был снабжен всенаправленным курсовым радиомаяком и автоматическим радиокомпасом, во время перелета в Торонто Мансон был ведущим. Мой единственный магнитный компас так же чутко реагировал на направление, как отражательный щиток моего сиденья, так что я летел себе ведомым и любовался мягкими очертаниями и белизной пейзажей. Откуда же тогда взялось это странное ощущение час спустя после нашего второго взлета, что это вовсе не была дорога в Канаду? Вот эти горы по правому борту — уж не горы ли это Катскилл? А река Гудзон разве не должна быть у нас слева? Я подтянулся своим самолетом поближе и показал на карту, вопросительно глядя на своего ведущего. Он взглянул на меня и поднял брови. — Расс! — прокричал я, — не летим ли мы на юг? Мы же летим на ЮГ! Он не мог разобрать, что я ему орал, так что я чуть поотстал и безропотно следовал за ним, как и положено ведомому, чтобы посмотреть, куда он направляется. Он летает вот уже десять лет, подумал я, стало быть, это я ошибся. Мы просто идем вдоль другой реки. Я заметил, что он сверяется с картой, и это меня как-то ободрило. Он не сменил курса. Значит, мы летим на север… а я потерял ориентацию, впрочем, со мной это уже бывало.
Но спустя какое-то время начало теплеть. Внизу, на земле, было все меньше снега.
Его самолет Super Cub вдруг потрясенно понял, что неведомо как произошла ужасная ошибка. Он, накренившись, резко развернулся вправо, сменил курс на сто шестьдесят градусов и начал снижение на посадку в каком-то маленьком аэропорту у реки. Это был, разумеется, Гудзон. Первый раз в жизни я заблудился, и не по своей вине!
— Ты это как-нибудь сможешь пережить, — сказал я ему мягко после приземления, — но можешь мне поверить, на это у тебя уйдет много времени…
Я тут же пожалел о сказанном, ибо он был страшно расстроен.
— Не знаю, что со мной стряслось Я шел вдоль шоссе и заметил, что компас немного отклоняется и радиомаяк показывает что-то не то, но я был совершенно уверен, что это то самое шоссе! Я просто сидел и не обращал внимания. Я видел компас, но не обращал на него внимания!
Сменить тему оказалось делом нетрудным. По всему брюху моего самолета растеклось масло, выброшенное двигателем за последний час. Оно покрыло весь капот и шасси, застыло и повсюду замерзло. Лопнуло кольцо, а может быть, трещина в поршне? Мы поговорили о возвращении, чтобы как следует это проверить, но это было похоже на отступление.
— Летим дальше, — сказал я. — Возможно, это просто сильное всасывание в конце трубы сапуна тянет больше масла, чем надо.
Мансон проложил курс на север вдоль Гудзона, свернул влево над Олбани и направился прямо на Торонто. Час спустя после Олбани давление масла упало у меня на один фунт, потом на два. Ни разу не было случая, чтобы после такого падения давления масла с самолетом что-нибудь не произошло… Я сделал своему ведущему знак «вниз», и через пять минут мы сели на ближайшем аэродроме.