Длинная пауза. Парашют подо мной снова превращается в камень, не в силах служить мягкой подушкой, как было задумано теми, кто его создал. Мимо плавно проплывает Мидленд. Затем не менее плавная Одесса, высокие строения которой рвутся в небо из глубин земли. Я воображаю себе, что смотрю с одного из них вниз, и чувствую, как у меня кружится голова. Я, как и многие пилоты, скорее соглашусь лететь в самолете на высоте пятьдесят тысяч футов^[24], чем взглянуть вниз с крыши двадцатиэтажного дома. На улицах Одессы я вижу несколько человек, их плащи и куртки безжалостно треплет ветер. А там, впереди, — не кажется ли тебе, что небо стало чуть светлее? Я искоса смотрю из-под своих очков — может быть, но только может быть, небо на западе стало несколько чище. И тот, что жил во мне надеждой, погибает. Вот и все. Какая-то скромная пыльная буря, даже не очень сильная, и противник сражен наповал. Я делаю круг и приземляюсь в аэропорту Монахэнс, причем для этого мне хватает менее ста футов посадочной полосы. Как спокойно и уверенно себя чувствуешь! Уже после посадки я могу буквально взлететь, не заводя мотор, — такова сила ветра.

Однако, отворачивая от него на земле свой нос, нужно быть очень осторожным. Самолет не предназначен для того, чтобы неспешно ездить по земной тверди, поэтому передвигаться на нем нужно аккуратно, умело используя аэродинамические поверхности управления, иначе сильный ветер, играючи, подхватит его и перевернет. Самолет может терпеливо выносить, стоя на земле, и солнцепек и непогоду. Но двух вещей он вынести не может, одна из них — это сильный ветер. Другая — это, разумеется, град.

Аккуратно, тихонько подруливаем к заправке. Разворачиваемся лицом к ветру. Пусть отдохнет облепленный песком двигатель. Обидно, что больше не придется воевать с драконами по дороге. Погода, которая ждет нас впереди, будет все лучше, а чуть позже даже снова будет попутный ветер. Оказывается, не так уж трудно было тем первым пилотам. Нам осталось пересечь небольшую часть Техаса, часть Нью-Мексико, Аризону — и мы дома. Весь полет — почти никаких происшествий. Если я потороплюсь, то к завтрашнему вечеру буду дома.

С такими мыслями я воткнул заправочный штуцер в горловину бака и стал наблюдать, как в черноту полилось красное топливо.

Небо становится почти чистым, когда мы в очередной раз меняем землю, на которой стоят колеса, на небо, на которое опираются крылья. Мы делаем разворот и ложимся на курс вдоль неизменно подсказывающей нам направление трассы. Она лежит внизу, словно расщепленная надвое стрела, указывающая на Эль-Пасо. К вечеру будем в Эль-Пасо или, если повезет, в Деминге, штат Нью-Мексико. Мы снова летим вблизи земли, у нас за спиной остается выкрашенное пылью в темно-коричневый цвет небо, и солнце медленно движется, уже заглядывая нам в глаза. Через высокие невидимые ворота мы влетаем в пустыню. Пустыня появляется весьма неожиданно и взирает на нас с совершенно отсутствующим выражением — ни улыбаясь, ни хмурясь. Пустыня просто лежит себе и ждет.

Впереди на горизонте проступают туманные голубые очертания — горы. Горы, правда, почти воображаемые, они тускло мерцают в отдалении. Их три — одна слева, одна справа и одна, с невероятно крутыми склонами, чуть правее нас по курсу. Во мне просыпается тот, кто жаждет приключений. Может, будет битва? Что там впереди? Что ты там видишь? Может, будет повод помериться силами с великанами? Но я снова его убаюкиваю, убеждая, что впереди нет ни мельниц, ни драконов, и он, что-то бормоча себе под нос, снова засыпает.

Я долго лечу, расслабившись, подставившись солнцу и ветру. Биплану достаточно легких движений ручки управления, чтобы он послушно следовал компасу, роль которого в данный момент выполняет белая осевая линия дороги, уходящей за горизонт. Дорога едва заметно поворачивает влево, и вслед за ней поворачивает влево биплан. Солнце и ветер нежные, теплые, и мне остается лишь ждать, пока мы прилетим в Эль-Пасо. Впечатление такое, что в Монахенсе я купил билет на самолет и теперь доставить меня в конечный пункт — задача экипажа.