Внезапно дверь распахнулась, и на улицу выскочила маленькая девочка. Вздрогнув от неожиданности, я на ломаном французском спросил, можно ли видеть мадам Дебриль. Девочка засмеялась и указала внутрь дома. Теперь только я понял свою ошибку: дверь, ведущая в огромный внутренний двор, окруженный средневековыми домами с балконами, была открыта, а я не решился толкнуть ее.
Я направился к тому дому, на который указывала девочка. Вошел — и увидел пожилую тучную женщину, по-баскски бранившую щуплого паренька с темно-карими печальными глазами. Я подождал, пока не кончится выяснение отношений, — и дождался: бедняга под градом ругани был отослан на кухню. Только тогда хозяйка обернулась ко мне и, не спрашивая даже, что мне угодно, мягко подталкивая, повела на второй этаж, весь состоявший из одной небольшой комнаты. Это был кабинет, заставленный книгами, изображениями Сантьяго и всякого рода памятными вещицами, связанными с Путем. Хозяйка сняла с полки книгу и, не предложив мне присесть, расположилась за письменным столом.
— Вы, должно быть, очередной пилигрим, — без околичностей начала она. — Я должна внести вас в список.
После того как я представился, она спросила, привез ли я
виейры— большие раковины, служившие символом паломничества к могиле святого и помогавшие богомольцам узнавать друг друга
4. Перед тем как отправиться в Испанию, я еще дома, в Бразилии, побывал в святилище Пречистой Девы, известном как Апаресида до Норте, и купил там так называемую
визитацию— образ Богоматери, посещающей св. Елизавету. Образ был вделан в три раковины.
— Красиво да непрочно, — заявила хозяйка, возвращая мне их. — По дороге могут разбиться.
— Не разобьются. Я возложу их на гробницу апостола.
Мадам Дебриль, судя по всему, не собиралась уделять мне много времени. Вручила мне карточку, с помощью которой я мог обрести приют в монастырях, расположенных вдоль Пути, оттиснула на ней печать Сен-Жан-Пье-де-Пор, чтобы удостоверить место, с которого началось паломничество, и сказала, что теперь, благословясь, можно и в путь.
— А где же проводник? — спросил я.
— Какой еще проводник? — удивилась она, однако глаза ее заблестели как-то по-иному.
И мне стало ясно, что я позабыл кое-что очень важное. Второпях я не произнес Древнего Слова — нечто вроде пароля, благодаря которому опознаются те, кто принадлежит или раньше принадлежал к орденам Традиции. Я поспешил исправить это упущение и вымолвил Слово. Мадам Дебриль быстрым движением вырвала у меня из рук карточку:
— Она вам не понадобится, — сказала она, вынимая из-под груды старых газет картонную коробку. — Идти и отдыхать будете в зависимости от того, как решит ваш проводник.
Из коробки она извлекла шляпу и плащ с капюшоном — старые, но прекрасно сохранившиеся. Попросила меня стать посередине комнаты и начала молча молиться. Потом надела шляпу мне на голову, набросила плащ на плечи. Я заметил, что и в тулью шляпы, и в подол плаща вшиты раковины. Не прекращая молитвы, хозяйка взяла стоявший в углу кабинета посох и вложила его мне в правую руку. К посоху была прикреплена небольшая фляга для воды. Ну и видок, должно быть, был у меня: под низом — джинсы-бермуды и майка с надписью «I LOVE NY», а сверху — одеяние средневекового пилигрима.
Мадам Дебриль подошла ко мне вплотную и, словно в трансе, возложив обе руки мне на голову, произнесла: