Индийская концепция времени противоречит Дарвину; она ненаучна, совершенно негуманна. Тогда начался спад - время регрессии, не эволюции, не прогресса - все пришло в упадок. Время осталось на трех ногах. Все стало смутным, неуравновешенным, это называетсяТрета, «треножье». Затем стало еще хуже: у времени осталось всего две ноги, все стало еще сложнее. Это называетсяДвапар, «двуногое время». А теперь наступил четвертый и последний, самый осуждаемый этап, который называетсяКали Юга. Теперь исчезли все три ноги. Время стоит только на одной ноге, готовое в любой момент упасть, потерять равновесие. Лишь одна нога, и эта нога уже в могиле.
Это очень темное и мрачное видение. Это видение старой, древней, прогнившей страны. Индии нужно переродиться, ей нужно новое детство. Она будет защищать свои идеи, потому что она к ним привыкла. Это ее единственное богатство! Поэтому, когда я отбрасываю эти идеи, я кажусь врагом. Друг кажется врагом, а враги принимаются за друзей. Но это естественно, это закономерно. Это можно понять.
Однажды могильщик, поглощенный работой, выкопал такую глубокую яму, что не смог из нее выбраться. Наступили сумерки, стало холодно, и его, без того затруднительное положение, еще более ухудшилось. Он начал звать на помощь и, в конце концов, привлек внимание проходившего мимо пьяницы.
«Помоги мне!» - взмолился могильщик. - «Я замерз!»
Пьяный уставился в открытую могилу и, наконец, заметил в темноте дрожащего землекопа.
«Ничего удивительного, приятель, что ты замерз», - сказал он добродушно, сталкивая вниз комья рыхлой земли, - «эти бездельники тебя даже не закопали!»
Если вы спросите что-нибудь у пьяного, то увидите, что у него своя логика. Он видит реальность через свое опьянение.
Индийцы злятся, потому что они привыкли, что их все постоянно хвалят. Никто никогда их не критиковал. Никто никогда им не говорил: «Вы проживаете смерть, а не жизнь. Вы увядаете и умираете. Вы потеряли пыл, огонь, вкус к тотальной, подлинной жизни».
Их прославляли. Их бесцветность преподносилась в ореоле божественного. Их осуждающие жизнь концепции были возвышены до великих духовных откровений. Их истерики назвали опытом самади. Их безумие уважалось, как будто на них снизошло нечто из запредельного. Их тарабарщина считалась эзотерической, люди продолжают находить в ней смысл.
Глупцов прославляли, мазохистов принимали за аскетов, садисты считались великими святыми. Всевозможные извращения считались признаками духовности. Теперь разоблачение тысячелетней лжи довольно рискованно.
Но я хочу рискнуть, потому что мне нечего терять – гусь снаружи! Мне нечего терять. Самое большее, они могут убить меня, но это им не поможет. Даже моя смерть будет им огромной помощью. Она может вышибить их из этой чепухи. Она может вывести их из ступора, прервать их сон.
Поэтому, Чаитанья Кирти, я собираюсь продолжать. Меня будут критиковать. Их критику вызывает в основном мой подход, утверждающий жизнь. Они исповедовали жизнеотрицающую философию. Они выступают против всего, что доставляет вам радость, они репрессивны, насильственны, они кипят внутри, но скрывают это. Никто не хочет показать свою наготу. А когда ваш покров так прославляется, и не только в Индии, но и во всем мире...
В мире столько глупцов, что каждый индиец может найти себе учеников. Это совершенно не проблема. Достаточно просто быть индийцем, и вы уже гуру. Я видел подобные вещи своими глазами.
Одна из моих учениц, Нирмала Шривастава, стала сейчас великим духовным лидером. Теперь у нее длинное имя: Ее Святейшество Джагатджанани - «Мать всего мира» - Матаджи Нирмаладжи Шриваставаджи.