Маркс говорит, что нет ничего, кроме материи. А если вы — не что иное, как материя, то какое значение имеет, живы вы или умерли? Поэтому так легко было Сталину убивать миллионы людей в России. Это было бы не так просто, если бы Карл Маркс не сказал, что вы —.только материя. Нет проблемы;
уничтожая миллионы людей, Сталин не чувствовал угрызений совести: они не люди, у них нет никакой души. Они — только механизмы.
Я не собираюсь поддерживать эту идиотскую идеологию, которая отбирает у человека человеческое. Человеческое должно обогащаться, индивидуальное должно заостряться.
Они же разрушают все индивидуальное. Они хотят, чтобы вы были лишь частью целого коллектива — только частью, винтиком в колесе, деталью, которую всегда можно заменить.
А вы знаете, что ни одно человеческое создание не заменимо, поскольку каждое человеческое существо так уникально, так предельно уникально, что нет способа заменить его.
В марксовом коммунизме нет уважения к личности. Знаете ли вы, что они закрывают? Они закрывают дверь к вашему собственному существу, а если эта дверь закрыта, то вы полностью отделены от существования. Тогда нет и вопроса о поиске истины; нет вопроса о познании себя, о том, чтобы быть самим собой. На самом деле, это опасно — быть собой, познать себя. Лучше быть винтиком в колесе, без себя.
Идея Маркса не основывается на каком-либо внутреннем поиске. Мне жаль этого человека; он был разумным, но он остался лишь интеллектуалом, книжником. Он первым приходил в библиотеку Британского Музея, и каждый вечер перед закрытием его приходилось выводить силой. А иногда его вынуждены были выносить на носилках, поскольку от чтения целыми днями и курения сигарет — вот и все, чем он занимался, — он терял сознание.
В течение сорока лет непрерывно Британский Музей имел дело с этим человеком. Но они осознавали, что: «Мы вынуждены принимать его. Он является первым — до открытия дверей он уже стоит в дверях — и уходит последним. Если вы обнаружите его в сознании, выведите его, если вы обнаружите его без сознания, несите его на носилках в больницу».
Этот человек никогда, ни одного мгновения, не медитировал. Он ничего не знал о внутреннем; он смотрел только в свои книги. То, что он написал в Капитале… коммунисты не читают эту книгу. Я встречал тысячи коммунистов; ни один коммунист не читал этого. Каждый коммунист держит эту книгу в своем доме, совсем как христианин держит Библию. Это Библия коммунизма — и он создан как раз троицей: Маркс, Энгельс, Ленин; и Библией является Капитал, — но никто не читает его. Я прошелся по нему, от первой страницы до последней. Это все слова, нет переживания; цитаты из других книг, но нет подлинного переживания, ни одного его собственного переживания.