Но когда я прибыл в городской зал, я понял, что там находится вся джайнская коммуна. Услышав, что я собираюсь выступать с речью в городском зале, они догадались, что тот монах тоже придет сюда - «и это будет наш шанс».
Видя ситуацию, я сказал монаху: «Пойдем со мной на сцену, садись на сцене позади меня. Тогда посмотрим, что случится ».
Мэр представил меня, но не успел он закончить, как сотни людей встали и начали говорить: «Мы хотим, чтобы того джайнского монаха убрали со сцены».
Мэр был в затруднении. Я был его гостем, и монах пришел со мной; он был моим гостем. Поэтому я сказал мэру: «Садитесь и позвольте мне самому справиться с проблемой».
Я спросил у этих людей: «Вы хотите снова припасть к его ногам?»
Они сказали: «К ногам! Мы отрежем ему голову!»
Я сказал: «Посмотрите сюда. Сколько лет он был монахом? Двадцать лет. Он стал монахом, когда ему было всего лишь двадцать, теперь ему сорок. На протяжении двадцати лет вы припадали к его ногам, вы спрашивали его советов, - а теперь всего через несколько часов вы хотите отрезать ему голову. Что произошло? Человек-то тот же самый. Вы не позволяли себе даже сидеть рядом с ним на одном полу, а теперь говорите, что его нужно сбросить со сцены и заставить сидеть на полу, где сидит каждый. Какое изменение вы увидели? Можете вы мне сказать, что изменилось?»
Они сказали: «Все изменилось - он больше не джайнский монах».
Я сказал: «Это верно; он больше не носит одежды джайнского монаха, но разве вы поклонялись одеждам? Я принес их с собой».
Я принес его одежды в мешке; даже он не знал об этом. Я вынул одежды, положил их на платформу и сказал: «Вы можете припасть к ногам этих одежд - вот ваш монах. Этот человек не имеет к вам никакого отношения, потому что вы никогда не припадали к его ногам. Вам не нужно так злиться и хотеть отрезать ему голову. Вы никогда не припадали к его ногам, вам не нужно отрезать ему голову. Этот человек вам абсолютно незнаком, но его одежды и его кувшин для сбора подаяний, вот они здесь. Вы можете делать все, что хотите: если хотите, можете припасть к его ногам. Если хотите отрезать голову, отрежьте голову».
Я сказал им: «Видите ли вы простую вещь: те двадцать лет следования порядку жизни…» Джайнов обмануть невозможно, ведь пять монахов должны жить вместе. Ни одному монаху не дозволяется жить в одиночку, потому что одному монаху доверять нельзя; он может найти какой-нибудь способ делать что-нибудь, не соответствующее правилам. Четверо шпионят за пятым - они все шпионят друг за другом.
Им не полагается останавливаться ни в чьем доме, они могут останавливаться только в храме, поскольку в доме может быть всякое. Там будут женщины, там будет пища - а эти люди изголодались по пище, по женщинам, по всему. Они совершенно голодны.
Они должны есть только один раз в день, и им нельзя прикасаться к женщине. Что говорить о прикосновении, им не разрешается даже смотреть на женщину. На тот случай, чтобы не посмотреть, есть инструкция, согласно которой они должны ходить, глядя в землю на два шага перед собой, в точности на два шага; их глаза постепенно фиксируются на этом расстоянии. Вот так они должны ходить, поэтому если им и случится увидеть женщину, то они увидят только ее ноги, ничего больше.