Дальше, христиане продолжают попытки как-нибудь отбросить парадокс Иисуса, создавая понятие Христа. Например: иногда Иисус гневается, и возникает вопрос: что делать? Уладить это очень трудно, потому что он много раз сердился, а это идет вразрез с самим его учением. Он постоянно говорит о любви, а сам бывает сердит. И он говорит, что врагов надо прощать — и не только прощать, но и любить — но сам выплескивает свой гнев. В Иерусалимском храме он взял плетку, стал хлестать денежных менял и без чьей-либо помощи вышвырнул их из храма. Он должен был быть по-настоящему зол, разъярен, почти безумен, как примирить это? Способ примирения, который нашли христиане — а Рудольф Штейнер основывает свою идеологию на нем — это создать Христа, что полностью все примиряет. Забудьте все об Иисусе, оставьте чистое понятие Христа. Теперь вы можете сказать: «Когда он гневался, он был Иисусом. А когда он сказал на кресте: «Бог мой Отец, прости этих людей, потому что они не ведают, что творят», — он был Христом». Теперь этот парадокс может быть разрешен. Когда он шел с женщинами, он был Иисусом, когда он не разрешил Магдалине прикоснуться к себе, он был Христом. Два понятия помогают разобраться в этом — но вы разрушаете красоту Христа, потому что вся красота — в парадоксе.
Нет нужды в примирении, потому что внутри Иисуса все примирено. На самом деле, он мог разгневаться, потому что так сильно любил. Он любил с такой громадной силой, что мог разгневаться. Его гнев не был частью ненависти, он был частью его любви. Знаком ли вам гнев из-за любви. Тогда в чем же дело? Вы любите вашего ребенка: иногда вы шлепаете ребенка, бьете ребенка, иногда вы почти в ярости, но это — от любви. Это — не потому что вы ненавидите его. Он так сильно любил — я так понимаю Иисуса. Он любил настолько, что совершенно забывал о гневе — и не гневался. Так велика была его любовь. Он не был мертвым святым, он был живой личностью, и его любовь была не философией, он была реальностью. Когда любовь — реальность, иногда она может становиться и гневом.
Он был таким же человечным, как и вы. Да, это еще не все. Он был также более чем человечен, но, прежде всего, и в главном - он был человечным, человечным с избытком. Христиане пытались доказать, что он был сверхчеловеком, а человечество — нечто случайное, необходимое зло для того, чтобы он смог воплотиться в тело. Вот почему он сердился. Иначе бы он был только чистотой. Такая чистота мертва.
Если это — подлинная, реальная чистота, то она не боится нечистоты. Если любовь подлинная, она не боится гнева, если любовь настоящая, она не боится битвы. Это показывает, что даже битва не может уничтожить ее, она выживет. Есть святые, которые говорят о любви к человечеству, но сами не могут любить ни одного человека. Очень легко любить человечество. Всегда помните: если вы не способны любить, то вы любите человечество. Это очень легко, потому что вам не нужно сталкиваться с человечеством, и человечество не создает вам никакого беспокойства. Один человек может принести много беспокойства, очень много. А вы можете чувствовать себя очень, очень хорошо, оттого что любите человечество. Как можно любить людей? — и вы любите человечество. Вы огромны, ваша любовь велика. Но я вам скажу: любите человека, это — главная подготовка для того, чтобы любить человечество. Это будет трудно, это создаст невероятный кризис, постоянный кризис и вызов. Если вы сможете превозмочь это и не разрушите любовь из-за этих препятствий, а пойдете вперед, усиливая свою любовь до такой степени, что она сможет преодолеть все препятствия — мыслимые и немыслимые — значит, вы стали целостным. Христос любил людей, и любил их так сильно, и его любовь была так велика, что она поднялась над отдельными людьми и превратилась в любовь ко всему человечеству. Затем она превзошла человечество и превратилась в любовь к бытию. Это — любовь к Богу.
«Ваши пути мне кажутся другими».