Во время твоих прекрасных бесед я нахожу, что слушаю тебя с острым умом и одновременно с открытым сердцем. Я чувствую понимание, приходящее из того, что ты говоришь, но в следующее мгновение - когда задан другой вопрос - замечаю, что мой ум, до сих пор такой острый, забывает все, что ты только что сказал. Как бы то ни было, чувство, что я был очень глубоко затронут, остается со мной. Меня это удивляет.
Не будешь ли ты так добр и не поможешь ли мне понять, что происходит?
Не стоит запоминать то, что я говорю, потому что я не даю вам доктрины, которую нужно помнить. Важно именно то, что в твоем сердце остается чувство, что ты был глубоко затронут. Это значительно - а не то, что именно я сказал.
Многие вещи я говорю, просто чтобы дать тебе чувство, что затронуто твое сердце. Именно поэтому я всегда подчеркиваю, что я говорю совершенно по-другому, чем кто-то ни было в истории человечества. Все эти люди говорили, чтобы что-то сказать, я говорю, чтобы что-то сделать. Они говорили, чтобы передать знание; я говорю, чтобы трансформировать твое сердце.
Поэтому не стоит запоминать, иначе ты обезумеешь. Если ты будешь запоминать все те вещи, что я вам говорю, ты, несомненно, обезумеешь. Разве ты не видишь меня? Я обезумел!
И я не помню ничего из того, что сказал вам раньше. Я никогда не читаю собственных книг, и это красиво, потому что я всегда спонтанен. И это красиво, потому что я могу легко сказать все, что приходит в это мгновение, не беспокоясь о том, не противоречит ли это тому, что я сказал годами раньше. Я не могу себе противоречить, потому что это тоже было не менее спонтанно; все мои слова связывает спонтанность. Какими бы противоречивыми ни казались эти слова, они исходят из одного и того же спонтанного источника.
Не пытайся запоминать. Легко помнить Иисуса, потому что он сказал не так много - четыре Евангелия, один и тот же репортаж, написанный разными журналистами. Разница невелика. Достаточно запомнить одно Евангелие, вот и все; ты знаешь всего Иисуса. Это так легко.
Со мной очень трудно. Христианские миссионеры говорили мне, что я должен написать хотя бы одну книгу, подобную христианскому катехизису, в качестве вступления, «потому что у вас так много книг, - какую прочесть, с какой начать? Нужна небольшая книга, чтобы дать представление...»
- Невозможно, - сказал я. - Можете начать, откуда угодно - любая книга будет введением к остальным тремстам девяносто девяти. Но катехизис... это невозможно. Я не могу вложить несколько принципов в несколько слов, чтобы вы могли запомнить их, как попугаи.
Но постороннему очень трудно понять, что то, как я говорю, - совершенно другое.
Это - более сопричастие, чем общение.
Это - более любовь, чем знание.
Это - более молчание, чем слова.
Таким образом, если ты можешь оставаться живым и трепещущим, не беспокойся о словах. От них нет никакой пользы. Их работа сделана. Они всколыхнули твое сердце, они тебя воспламенили: они больше не нужны. Если ты попытаешься помнить мои слова... Я сказал столько миллионов слов, что почти невозможно, чтобы ты помнил их все, и их целью никогда не было дать тебе доктрину, философию, но видение... видение - это совершенно другое. Если оно открывает твое сердце, если оно очищает твой разум, это больше, чем можно просить.
Несчастны те, кто помнит слова, и ничего больше с ними не происходит. Они станут попугаями, эрудитами, пандитами - но никогда не станут саньясинами.