Вот так и получается, что, с одной стороны, мы хорошо Его знаем, а с другой — не знаем вовсе, так как являемся Его частью. Как часть может познать целое? Мы погружаемся в Него, мы плаваем в Нем, мы живем в Нем; иногда мы забываем о Нем, а временами — вспоминаем Его. Иногда мы чувствуем, что пребываем очень близко к Нему, а иногда — что отдаляемся от Него. В моменты ясности мы ощущаем, что познали Его. Мудрость нисходит, а потом опять исчезает, и настает беспросветная тьма, и мы снова начинаем плутать. Именно это состояние знания и незнания является фундаментальным условием существования человека.
Когда кто-либо задавал Будде вопрос о Боге, то он хранил молчание. Что бы он мог ответить? О противоречиях бессмысленно разговаривать. Если бы он сказал — “я знаю”, то он бы совершил ошибку, потому что кто может сказать, что он знает? А если бы Будда ответил, что не знает, то сказал бы неправду, потому что кто знал больше, чем он?
Однажды, ранним утром, некий весьма ученый пандит пришел к Будде, чтобы спросить о Боге. Будда хранил молчание. Вскоре пандит ушел, и Ананда тогда спросил Будду, почему он не заговорил, ведь пандит знал очень много, и наверняка заслуживал ответа. “Именно потому, что он заслуживал ответа, — объяснил Будда, — ответить было труднее всего. Если бы я сказал, что Бог мне ведом, то это было бы неправильно, потому что, не зная Его целиком, как я могу сказать, что вообще Его знаю? Ответив, что Он мне неведом, я тоже сказал бы неправду. Все ответы исходят от “я”, а “я” никогда не познает Его. Поскольку пандит достойный, знающий и умный человек, то я должен был промолчать. Он понял. Разве ты не видел, как он поклонился, уходя?”
Тут Ананда припомнил, что пандит, действительно, с благоговением склонился к стопам Будды. “Чудесно! Он действительно понял? Это мне ни разу не пришло в голову”.
Будда ответил на это: “Есть три рода лошадей. Одних ты хлещешь кнутом, и тогда они трогаются, медленно и с трудом. Других хлестать не нужно, достаточно лишь пригрозить им кнутом. Ну, а третьим хватает тени кнута, чтобы тронуться.
Пандит относится к третьей разновидности: чтобы отправить его в дорогу, мне нужно было лишь показать ему тень”.
Слова — это кнут, молчание — тень. Слова необходимы, ибо редкой лошади достаточно одной только тени кнута. Положение знающего таково, что он не может сказать, ни что он знает, ни что он не знает. Он — посередине между знанием и неведением.
Нанак говорит нам, что Бог безграничен. Все, что вы можете сказать о Нем, оказывается слишком незначительным. Вы говорите и говорите и, в конце концов, оказывается, что вы почти ничего не сказали. Все, сказанное о Нем, оказывается неполным. Все писания несовершенны: они предназначены для тех лошадей, которые не слушаются тени кнута.
Нет конца ни Его добродетелям
Ни описаниям их.
Нет конца ни трудам Его, ни Его щедрости,
По мере того, как вера проникает все глубже и глубже в человека, он начинает замечать труды Божьи и Его благодеяния. Плоды Его трудов явлены нам повсюду, но большинство людей в своей слепоте не замечают их. Они говорят:
“Где Бог? Кто является творцом?” Видя творение вокруг себя, они пребывают в блаженном неведении по поводу творца! Вновь и вновь они спрашивают: “Чьими руками все это сотворено? Кто бы это мог быть?” Они слепы, как кроты, они не способны вообразить руку, сотворившую всю бесконечность бытия. Ирония заключается в том, что в других вопросах они готовы верить слепо.