Я сказал: «Когда меня арестовали в Америке, я был в наручниках, тяжелая цепь вокруг пояса, цепи на моих ногах. Я не мог даже идти. Они боялись, что вдоль всей улицы будут люди, и я могу поднять свои руки; поэтому они наложили еще одну цепь, соединяющую мои наручники с цепью вокруг пояса, так что я не мог двинуть руками. Они бросились как безумные в свой автомобиль… а причина была в людях, которые стояли вокруг, — они махали и показывали мне знак победы. Тогда я понял, почему они так спешили: вокруг были фотографы, вокруг были представители прессы, и если они увидят, что люди приветствуют меня, — а меня арестовали без всякого ордера на арест, — то будет похоже, что все разговоры о демократии просто вздор. Бесконечная пропаганда о правах личности, о свободе слова, просто дурачит весь мир».
Судебный исполнитель, сидевший в автомобиле спереди, провожая меня в тюрьму, сказал: «Здесь вы абсолютно защищены».
Я сказал: «О чем вы? Если быть в наручниках, закованным — это защита, то сначала предоставьте ее своему президенту, своим губернаторам, ведь их жизни в постоянной опасности. В Америке двадцать процентов президентов было убито. Это не малое число. Держите всех своих президентов в тюрьме, а не говорите мне ерунду!»
Сторонясь полицейской защиты, — потому что я видел полицейскую защиту, — вместо того чтобы отправляться из Бомбея в воскресенье, я выехал в субботу ночью. Мой хозяин не был уверен, но на следующее утро его убедили, — его дом окружили пятнадцать полисменов с винтовками.
Он был со мной, и его семья сообщила ему: «Полиция вокруг дома. Мы почти под арестом, и говорим, что Бхагван уехал прошлой ночью».
Они сказали полиции: «Вашей защиты просили, но потом он уехал сегодня в двенадцать часов. Зачем вы прибыли утром с винтовками? И мы просили только шесть полицейских офицеров в штатском — зачем целый полк?»
Они оставались целый день, считая, что я могу уехать в двенадцать. В конце концов, они подумали, что, возможно, меня нет в доме. Тогда начальник сказал сыну моего саньясина: «Бхагван обманул нас».
Странно — мы просили защиты, но если мы не хотим, вы не вправе навязывать ее нам — «мы будем охранять вас, хотите вы этого или нет».
Откуда же возник разговор об обмане?
Я добрался сюда в четыре часа ночи, и через три часа полиция была здесь. Я спал. Когда я открыл глаза, я увидел двоих полицейских у себя в спальне.
Я сказал: «Я никогда не вижу снов, особенно кошмарных. Как же эти птицы ухитрились попасть внутрь?» Я спросил: «У вас есть какой-нибудь ордер на обыск?» — У них его не оказалось. — «Тогда почему вы вошли в мою частную спальню?»
Они сказали: «Мы должны вручить вам уведомление». Иногда удивляешься, не пользуемся ли мы словами во сне. Это способ вручать уведомление? Это способ обслуживать людей? Все это слуги людей;мыплатим им. Они должны вести себя как слуги… но они ведут себя как хозяева.
Я сказал: «Я не совершал никакого преступления. Я просто поспал три часа, это преступление?»
Один из них сказал: «Вы любите полемику, и полицейский комиссар чувствует, что ваше присутствие может спровоцировать насилие в городе». Сейчас эти люди даже не в курсе, что я был здесь в течение семи лет, и насилие не было вызвано в городе мною — какое еще доказательство нужно? Наоборот, человек из этого города пытался зарезать меня, убить меня — перед десятью тысячами саньясинов и двадцатью полицейскими офицерами он бросил в меня кинжал на утренней лекции. Почти невозможно было проиграть это дело — даже если бы мы захотели его проиграть. Десять тысяч очевидцев вам не найти ни в каком подобном деле — а еще двадцать офицеров полиции!