Но то был человек необъятной любви. Он был очень беден. Мой отец стал замечать, что я постоянно там, и он сказал: «С ним уже и так проблема. Если он начнет принимать опиум, то нам конец!»
Той ночью он подошел к моей кровати и сказал:
«Нехорошо сидеть с тем идиотом, опиумным наркоманом, и тратить свое время».
Я сказал: «Это не трата моего времени. Я научился от него намного большему, чем от кого-нибудь еще».
Он спросил: «Ты тоже начал принимать опиум?»
Я сказал: «Еще нет».
Он сказал: «Что ты подразумеваешь под «еще нет»?»
Я ответил: «Кто знает о будущем? Но одно я могу сказать — я не могу обещать — одно могу сказать: я уже испил божественное. Мне не нужен никакой другой опиум или какой-нибудь иной наркотик, так что не беспокойся».
Он сказал: «Ты не предложишь тому человеку остановиться?»
Я сказал: «Он уже и так в бедности и страдании. Опиум — единственное, что дает ему мечтать, и он забывает обо всех своих проблемах. Будет слишком тяжело, если он перестанет принимать опиум».
Это и есть ситуация всего человечества. Вы все продолжаете надеяться — из-за того, что не можете справиться, не можете встретиться с безобразной действительностью, которая окружает вас.
Если вы оставите свои надежды, будет великая революция: рождение нового человечества.
— Хорошо, Вимал?
— Да, Мастер.
17. БЕЗГРАНИЧНОЕ ВНУТРИ ВАС
16 января 1987.
Возлюбленный Мастер,
Скажите мне, люди Орфалеса, что у вас в этих жилищах? стережете вы за запертыми дверями?
Есть ли у вас мир, безмятежное стремление — свидетельство вашей силы?
Есть ли у вас воспоминания — мерцающие своды, что соединяют вершины ума? Есть ли у вас красота, уводящая сердце от вещей из дерева и камня к святой горе? Скажите мне, есть ли это в ваших жилищах?
Или у вас есть лишь комфорт и жажда комфорта — то потаенное, что входит в дом как гость, становится хозяином, а затем и властелином?
Да, оно становится укротителем, крючьями и плетью делает марионеток из ваших пылких желаний.
Хотя руки его нежны, как шелк, сердце его — из железа. Оно убаюкивает вас лишь для того, чтобы стоять у вашей постели и глумиться над достоинством плоти. Оно высмеивает ваши глубокие чувства и укладывает их в мягкие листья, как хрупкие сосуды.
Истинно, жажда комфорта убивает страсть души, а потом участвует, ухмыляясь, в погребальном шествии.
Но вы, дети пространства, вы, беспокойные даже в покое, вас не заманить в ловушку и не укротить. Не якорем, а мачтой пусть будет ваше, жилище.
Не блестящей пленкой, что покрывает рану, пусть будет оно, а веком, что защищает глаз. Вы не сложите крылья, чтобы пройти в дверь, не склоните голову, чтобы не удариться о стропила, и не будете сдерживать дыхание из страха, что стены потрескаются и рухнут,
Вы не станете жить в гробницах, возведенных мертвыми для живых. И каким бы великолепным и величественным ни было ваше жилище, ему не удержать вашей тайны и не скрыть вашего стремления.
Ибо то, что в вас безгранично, пребывает в небесной обители, врата которой — утренний туман, а окна — песни и безмолвия ночи.