Даже двадцать девять лет его отцу, очевидно, было трудно устроить так, чтобы он не видел увядающего цветка, поблекшего листа, опавшего с дерева. Ночью сад нужно было очистить от всех мертвых цветов, мертвых листьев. Гаутама Будда не должен был узнать, что ждет его в конце.
Но именно это создало ситуацию, в которой он впервые почувствовал усталость, скуку… столько прекрасных женщин. К двадцати девяти годам он стал столь умуд¬ренным, каким человеку не стать и за триста лет. За двадцать девять лет он увидел всю роскошь, секс, распу¬щенность. И когда он неожиданно узнал о старости и увидел, как несли тело умершего человека, он был потрясен. Он не был бы так потрясен, если бы с самого начала знал, что люди стареют — это естественно. Эти двадцать девять лет охраны оказались опасными.
Когда он увидел мертвого, он осведомился у своего возничего: «Что случилось с этим человеком?»
Возничий сказал: «Мне не дозволено… фактически, всему городу сказано, что ты проезжаешь этой дорогой, так что ни старика, ни больного, ни мертвого не должно было быть на этом пути. Как он попал… но я не могу быть лжецом: он умер».
И сейчас же последовал второй вопрос: «То же самое произойдет и со мной?»
И возничий сказал: «Не хочу говорить, но это правда, так происходит со всеми. Никто не исключение».
И тут он как раз заметил саньясина в оранжевой робе. Он спросил: «Что это за человек, и что это за одежда?..»
Возничий сказал ему: «Этот человек ищет вечное. Он пришел к осознанию того, что эта жизнь преходяща, создана из того же самого вещества, что и грезы. Поэтому он и начал поиск, чтобы посмотреть, есть ли внутри него нечто такое, что переживет даже смерть, или там ничего нет. Он исследователь».
Гаутама Будда собирался на открытие ежегодного праздника молодежи. Он велел возничему: «Отведи меня обратно домой. Меня больше не интересует праздник. Меня обманывали. Двадцать девять лет мне не позволяли узнать правду».
Той же ночью он бежал из дома. И из-за того, что он был пресыщен сексом, те, кто последовал за ним после его просветления, очевидно, посчитали секс опасным из-за того, что он удерживает вас привязанными к миру. Естественно, те, кто последовал за Гаутамой Буддой, стали избегать его.
Для Будды это было правильным, это не было бегством; он просто вышел из тюрьмы. Но для других это не было выходом из тюрьмы. Они даже и не жили в тюрьме, они не знали тюрьмы, они не изучали тюрьму. До их сознания не дошло то, что это была зависимость. Они просто следовали Гаутаме Будде. Для них секс стал подавленным, наслаждение стало оскверненным.
Но, к счастью, Бодхидхарма принес послание Гаутамы Будды в Китай. Там был другой климат. Климатом Китая было дао, а дао очень жизнеутверждающе. Поэтому в Китае произошел новый виток развития: встреча Бодхидхармы и дао; пришло совершенно новое понимание.
Дзен это не просто буддизм; фактически, орто¬доксальные буддисты даже не считают дзен буддизмом, и они правы. Дзен это синтез прозрения Гаутамы Будды и реализации Лао-цзы, встреча подхода Будды, его медитации, и естественности дао.