Наверное, многие слова создали мужчины... Я получаю много приглашений. От одного отца пришло приглашение на свадьбу: "Мой сын будет связан любовными узами". Почему "связан любовными узами"? "Он женится. Мы хотим получить твои благословения". Какие благословения? - он же надевает цепи! Он садится в тюрьму; было бы лучше, если бы он этого не делал.
Но в мужском языке женитьба - это оковы. Он всегда думает: "Беги, оставь этот дом, уйди в Гималаи! Оставь эту семью..." Даже если он остается, то неохотно, как будто по принуждению: "Что мне остается? Мне некуда деваться - у меня дети, у меня жена. Это такая ответственность - узы".
Женщины никогда не говорили о такого родасанньясе: бежать, скитаться, идти в Гималаи. Женщина пытается найти божественное вокруг себя, где бы она ни была. Она пытается найти божественное рядом.
Упанишады говорят: "Бог дальше самого дальнего, ближе самого близкого". Я хотел бы добавить к этому: для мужчины Бог дальше самого дальнего; для женщины Бог ближе самого близкого.
Именно поэтому мужчина смеется над женщиной, которая держит у себя статую Кришны. Она ее наряжает, надевает украшения и корону из павлиньих перьев. Слезы катятся у нее из глаз, и она танцует в экстазе - а мужчина смеется над ней, когда она танцует в экстазе. Мужчина идет в лес, убегает и отрекается от всего. Он сидит под деревом перед священным огнем, гордый и прямой. Женщина чувствует, что он сошел с ума! Но чувства обоих естественны, потому что их образ жизни и измерения различны.
Именно поэтому я говорю, что это будет новое путешествие.
Сахаджо - не единственная женщина, о которой я собираюсь говорить, но я начну с нее, потому что в ней женственность проявляется в самой кристаллизованной форме. Прежде чем вникнуть в ее слова, позвольте мне сказать, что, даже если мужчина, полный женственности после просветления, говорит о женственности, все равно это пустые разговоры. Сколько бы он ни называл себя "сестрой", Фарид остается Фаридом. Даже называя себя "сестрой", внутри он остается прежним; он знает, что он мужчина. Если ему неожиданно сказать: "Эй, сестра, как дела?", он разозлится. Он скажет: "У тебя что, глаз нет?" Он может говорить это о себе сам, но ты этого сказать не можешь.
Как бы Фарид ни лез из кожи, мужчина останется мужчиной. Когда он чувствует женственность, она покрывает его снаружи. Кажется, будто его окружают облака. Он это принимает, но все же глубоко внутри мужчина есть мужчина. Даже в этом приятии видна определенного рода гордость. Когда веревка сгорает, она сохраняет прежнюю форму. Она превращается в пепел, но пепел по-прежнему показывает форму веревки. Это естественно, так и должно быть.
Будда достиг истины - и все же не хочет посвящать женщин. Он испытал опыт истины полностью, без изъяна, он познал, что мы не мужчины и не женщины, - и все же различие сохранилось. Во внешнем по-прежнему осталось различие. Когда женщины просили его о посвящении, он колебался. Это колебание сгоревшей веревки: ее больше нет, но старая форма сохраняется.