А мое беспокойство абсолютно объективно. Я интересовался коммунизмом с самого детства. Советская группа посетила мою библиотеку, и они были удивлены, увидев там коммунистическую литературу – вероятно, нет такой книги, которая бы отсутствовала в моей библиотеке. Они были поражены, увидев, что у меня каждая книга подписана и датирована до 1950 года. В течение трех лет, с 1948-го по 1950-й я собирал всю доступную литературу. После 1950 года я ничего не читал о коммунизме – ни за, ни против.
Это очень странно... Я забываю мелочи, не могу сосчитать до пяти – после третьего пальца я начинаю сомневаться, то ли это четвертый, то ли третий. Но за последние сорок лет я не забыл имени ни одного коммунистического революционера. Очень ярко помню мельчайшие детали, поскольку это было мое первое вступление в интеллектуальный мир. Оно глубоко укоренилось во мне. Но я никогда не вступал в коммунистическую партию, поскольку я увидел, что нечто было упущено.
Это великолепный план для человечества, но что-то центральное отсутствует: у него нет души, это труп.
Поскольку ничего нового не происходило, я перестал читать. И ничего не происходило до появления Горбачева. Так что я говорю о Горбачеве.
Сначала я очень глубоко интересовался коммунизмом, но, обнаружив, что это труп я стал интересоваться анархизмом. Это было также русское явление – Кропоткин, Бакунин, Лев Толстой. Все трое были анархистами: отрицали государство и правительство в мире. У них была красивая мечта, однако с этим преступным человечеством, этой глупой массой, если не будет правительства, суда, полиции, будет просто хаос, а не анархизм.
Я всегда рассматривал проблему с научной точки зрения – и во внешнем, и во внутреннем мире. Коммунизм может быть основой. Тогда духовность должна быть его ростом, чтобы обеспечить то, что отсутствует. Как только обществу даются равные возможности – быть неравными, быть уникальными, и как только это общество начинает интересоваться медитацией и духовным ростом, тогда появляется возможность анархизма. Это случится на конечной стадии, когда не будет никого, кто бы хотел совершить преступление. Только тогда можно отказаться от государства. Бакунин, Кропоткин и Лев Толстой абсолютно правы, но это не относится к настоящему моменту. Сначала коммунизму нужно обрести духовность.
Как только духовность распространится на все ваше бытие, преступление станет невозможным. Сделать что-либо неверно, станет невозможным. Ясно, что необходимость в государстве отпадет. Когда никто не будет совершать преступлений, зачем содержать пустые суды и сидящих там судей? Вскоре вы почувствуете, что было бы лучше, чтобы эти судьи отправились в поля и поработали там. Зачем содержать ненужных полицейских, стоящих вокруг? Армии, миллионы людей без необходимости обеспечиваются пищей, одеждой, лучшей пищей, лучшей одеждой, и совершенно не работают. В каждой стране миллионы людей находятся в армии. Их следует вернуть к мирной жизни и работе.
Но это возможно только если коммунизм шагнет в духовность, затем духовность расцвете в виде анархизма. Это простые шаги. Но если коммунизм исчезнет, тогда будет очень трудно трансформировать капиталистический мир в направлении духовности. Эт трудная работа. И анархизм становится очень отдаленной, маловероятной возможностью: может быть, а может не быть.