Вы говорите о любви, но всякий раз прячете в ней отраву. Говорите о любви к Родине, и прячете в ней глубокую болезнь национализма, империализма. Говорите о любви к семье, а за этим ненависть к другим семьям. Вы объединяетесь в семью, потому что трудно бороться с другими семьями в одиночку. Вы вместе, как индийцы: в одиночку трудно бороться с Пакистаном. То же самое относится к Пакистану. И к Китаю. И к Америке. И к России. То же самое относится ко всему миру.
Пока вы в таком состоянии, как сейчас, вы не можете любить. Когда вы спрашиваете меня о любви, я всегда чувствую, насколько невозможно говорить об этом: вы одно имеете в виду, а я другое. Так можно говорить веками, не приближаясь к единству, к собеседованию, потому что вы назвали любовью то, что любовью не является.
Снимите этот ярлык, взгляните, что скрыто в нем: ненависть, раздражение, зависть, ревность, самолюбие, жажда властвовать, разрушать. Нет, так я вас не люблю. Потому что для меня любовь не может быть действием: к ней нельзя прикладывать усилия, любовь нельзя сделать. Можно быть любовью, но любить нельзя. И тогда любовь приобретает необычайную красоту, тишину и молчание. И тогда любовь становится молитвой. Тогда не будет нужды идти ни в какой другой храм: состояние любви и есть храм.
Хасидские мудрецы познали сладость этой любви. Они любили весь мир. Они любили обычный мир необычайной любовью. Они жили в мире, цвели в нем. Они не пытались никуда скрыться. Были мужьями, отцами. Жили очень обычно.
Иногда приходится видеть, что люди, отказывающиеся от мира — закоренелые эгоисты. Их отказ от мира — на самом деле неудача их любви. Их любовь постигла неудача, и из-за этой неудачимирстал отвратителен. Но они думают, что мир на самом деле отвратителен. Они думают, что несчастливы из-за других.
Муж оставляет жену и отправляется в Гималаи. Он думает, что его затруднения и несчастья из-за жены. Дело вовсе не в ней. Его затруднения и несчастья оттого, что он не находится в состоянии любви. В состоянии любви никто не сможет создавать для вас несчастья. Это невозможно.
Познавший любовь похож на исполненного благодати; никакой зависимости от условий. Что бы ни случилось, оно не повлияет на состояние его существа. Его можно убить, но сделать несчастным нельзя. Можно бросить его в лагерь, но сделать несчастным нельзя. Его свобода остается полной. Его свобода остается незатронутой, незадетой.