Все остальные религии кажутся детскими — игрушками для детей. Заратустра бросает вам вызов, который под силу принять лишь самым отважным.
На голову, и выше собственного сердца! —выше собственной логики и за пределы собственной любви —Отныне и самое нежное в тебе должно сделаться самым твердым. Чтобы видеть многое, надо уметь отвращать взор свой от себя: эта твердость необходима любому, восходящему в горы.
Тот же, кто ищет просветления назойливым оком, ничего не видит в окружающем, кроме поверхности его!
Но ты, Заратустра, хочешь видеть основу всех вещей и подоснову их: и потому должен ты подняться превыше себя, - дальше и выше, пока сами звезды твои не окажутся под тобой! Да! Смотреть вниз на себя самого и на звезды свои: только это зову я вершиной, только это еще и остается моей последней вершиной!
Человек же — самый мужественный зверь: благодаря этому он и победил всех прочих. Торжествующей бравадой преодолел он всякую скорбь; а человеческая скорбь — самая глубокая.
Мужество смертельно и для головокружения над бездной: человек же — всегда на краю бездны!
Где бы вы ни были, как бы ни старались обмануть себя, вы стоите над пропастью. Все ваши утешения фальшивы. Все ваши защитные средства — одно лишь воображение. Разве вы не стоите на краю бездны каждое мгновение своей жизни? Ведь в следующий миг вы можете умереть, и это — глубочайшая пропасть.
Разве "видеть" не означает "видеть бездны"?Чем больше вы становитесь провидцем, тем яснее видите бездны, окружающие вас. Слепец может счастливо стоять на краю пропасти, не подозревая о ее существовании. Всего один неверный шаг, и он исчезнет навеки, но лишь слепой может стоять над пропастью без страха. Любое видение означает видение бездны. Но если вы хотите увидеть вершины своего существа, вам придется увидеть также и бездны.
Если у вас нет цели, если вы не хотите ничего достичь, если исследование — радость само по себе, если открытие новых пространств снаружи и внутри — счастье и благословение для вас, тогда между безднами и вершинами не существует никакой разницы. Они становятся одним — они иестьодно. И человек обладает этим большим мужеством, нужно лишь разбудить его; оно крепко спит.
Когда просыпается ваше мужество, когда ваше мужество рычит как лев, вы впервые ощущаете трепет жизни, радость жизни, танец жизни.
Мужество — наилучший убийца: оно убивает и сострадание. Сострадание же — глубочайшая бездна: ибо сколь глубоко проникает взгляд человека в жизнь, столь же глубоко проникает он и в страдание.
Мужество — наилучший убийца, мужество, которое нападает: и саму смерть убивает оно, ибо спрашивает: "Так это была жизнь? Ну что ж! Еще раз!"
Я вспомнил маленький анекдот.
Советский Союз, полночь. В дверь стучит КГБ.
— Гинзбург здесь?
Дверь открывают, сотрудник говорит:
— Я из КГБ. Гинзбург здесь? — Человек отвечает:
— Гинзбург? Он умер.
— Умер? А вы кто? Ваша фамилия?
— Моя фамилия Гинзбург.
— Вы что, ненормальный? Вы только что сказали, что Гинзбург мертв.
Человек засмеялся и сказал:
— Вы называете это жизнью? Даже среди ночи нельзя спать спокойно — и вы называете это жизнью?