И опять безмолвно заговорила Тишина: "О Заратустра, тот, кто должен двигать горами, тот приведет в движение и долины, и низменности".
Я ответил: "Еще ни одной горы не сдвинуло слово мое, и то, что говорил я, не доходило до людей. Да, я отправился к людям, но пока еще не дошел до них".
И сказала мне молча Тишина: "Что можешь знать ты об этом! Роса выпадает на траву в самое безмолвное время ночи".
Он говорит все это своим ученикам таким окольным путем, что они не чувствуют, что слова адресованы им — это рассказ; и они просто наслаждаются притчей. Они не насторожены, и для этого-то и нужен весь монолог: чтобы ученики не были на страже.
И я отвечал: "Они насмехались надо мной, когда нашел я путь свой и пошел по нему; поистине, дрожали тогда ноги мои.
А они злорадствовали: "Ты забыл дорогу, а теперь еще и разучился ходить!"
И снова безгласно сказала Тишина: "Что тебе до насмешек! Ты тот, кто разучился повиноваться: теперь ты должен повелевать!
Разве не знаешь ты, кто людям нужнее всего? Тот, кто приказывает великое.
Трудно осуществить великое: но еще труднее приказать его.
Boт что тебе непростительно: ты имеешь власть и не хочешь господствовать".
И я отвечал: "Мне недостает голоса льва, чтобы повелевать".
И тогда снова, подобно беззвучному шепоту, промолвила она: "Слова, что приносят бурю, — самые тихие. Мысли, приходящие кротко, как голубь, правят миром.
О Заратустра, ты должен быть тенью того, что грядет: так будешь ты повелевать и, повелевая, пойдешь впереди". И я отвечал: "Мне стыдно ".
И снова безгласно проговорила она: "Ты еще должен стать ребенком и не стыдиться".
И я долго колебался и дрожал и, наконец, сказал то же, что и в самом начале: "Я не хочу".
Тогда раздался вокруг меня смех. Горе мне! Как смех этот разрывал мне внутренности и терзал сердце!
И в последний раз прозвучал безмолвный голос: "О Заратустра, созрели плоды твои, но сам ты еще не созрел для них! И потому тебе снова необходимо уединение: ибо должен ты еще дозреть".
Теперь вы все слышали: почему должен я вернуться в уединение свое. Ничего не утаил я от вас, друзья мои.
И все это вы услышали от меня, самого скрытного из людей, — таким хочу остаться я и впредь!"
Этот странный отрывок монолога — прекраснейшее средство. Говорят, если вы хотите, чтобы ваша жена услышала вас, не говорите ей напрямик, а шепните кому-нибудь... негромко, просто шепните ему на ушко, и она услышит. Заратустра делает то же самое. Он не обращается к ученикам как обычно; он устал от этого. Он пытался добраться до людей, но не смог — они слишком закрыты. А для чужаков и аутсайдеров вроде Заратустры они закрыты вдвойне. В толпе вы говорите — и вас слушают без больших проблем; вы наслаждаетесь приятными разговорами. Но с человеком, подобным Заратустре, разговоры невозможны. Он говорит, а вам приходится лишь слушать. Даже если это напоминает диалог, это — монолог.