— Это точно, — пробасил Володя. — Я, кстати, хотел переговорить с тобой по поводу него. Он парень неплохой. Судьба, конечно, у него тяжелая. Помочь бы, чтобы снова в проблемы не влез.… Мы с ним с детства вроде как дружим. Сосед мой по площадке. Раньше вместе и в спортзал бегали, и во дворе в одной компании были… Его родители на Севере работали, а Валерку бабушка воспитывала. Добрая женщина. Ну, а когда его родаки с Севера приехали на постоянку, ему как раз четырнадцать стукнуло. Тут и началась у него «развеселая жизнь». Отец запил, мать стал бить. Та, недолго думая, развелась. Вышла замуж за другого. А тот оказался ничем не лучше отца. Поменяла, что называется, шило на мыло. Только скандалов в семье прибавилось. Валерка психовать стал по поводу и без повода. И в тюрьму-то на первую ходку загремел по глупости. Ему как раз восемнадцать исполнилось. До призыва месяц не дотянул, мужика какого-то избил в уличной драке. Дали год. Вышел. Помыкался, помыкался… На работу не берут. А тут еще отчим каждый день на мозги капал, мол, не собирается содержать уголовника за свой счет. Короче, денег нет, а по молодости многого хочется. Ну, и загремел еще на трешку за «гоп-стоп». Вернулся, дома житья как не было, так и нет. Квартиру снять — тоже проблема. Да и связался с братвой. Ушел жить на другую квартиру в соседнем районе. Женился. Но и года не прошло, его в обмен пустили. Подставили, как дурака под статью, и пошел пацан, как лох по этапу… Хорошо, что «пятеркой» отделался. А пока сидел, жена от него ушла, родители погибли в автокатастрофе. Осталась из родных одна бабулька, и той уже сейчас под восемьдесят… Вот только освободился, еще со справкой гуляет… Короче говоря, жизнь у него была не сахар. А вообще он неплохой пацан.
— Да уж, неплохой… всего лишь три судимости, — усмехнулся Сэнсэй.
— Просто жизнь так повернулась. Я же его знаю сколько лет! Письма ему в зону писал, так сказать, морально поддерживал. Особенно последние четыре года мы часто переписывались. Пристроить бы его куда-нибудь, чтобы снова не сорвался… А то он парень слабохарактерный, неустойчивый…
— Неустойчивый, говоришь?! — вновь усмехнулся Сэнсэй и как-то странно посмотрел на Володю.
Тот засмущался.
— Нет, ну, мало ли, попадет снова под дурное влияние или еще чего ненужного сотворит…
— Ладно, что-нибудь придумаем.
* * *
В шутках-прибаутках незаметно подкрался вечер. Олег со Сватом начали разминаться. Эта «дурная привычка», ставшая для многих присутствующих уже физиологической ежедневной потребностью, заразительно подействовала и на остальных. У спецназовцев была немного другая, чем у сэнсэевых ребят, техника тренировки. Это породило обоюдный взаимный интерес у разминающихся сторон. Слово за слово — и парни стали делиться между собой накопленным «военным» и «гражданским» опытом. Незаметно дело дошло до мелких спаррингов.
В это время отец Иоанн, Сэнсэй, Володя и Николай Андреевич все еще пытались рыбачить, выдергивая мелочь, как они выражались «хотя бы на запах для ухи», и безутешно ожидая звона колокольчика с «дорожки», который по идее должен подать сигнал о крупной поклевке. Будь они глубокими стариками, их, конечно, уже ничего бы не интересовало, кроме удочки в руках и самого процесса ловли. Но в жилах ещё бурлила молодая кровь. Поэтому они все чаще и чаще оглядывались в сторону спаррингующихся, обсуждая между собой их технику и ошибки. Наконец Вано не удержался и, оставив свою удочку на попеченье Володи, пошел к бойцам.
— О! — усмехнулся Сэнсэй. — Раз батюшка проникся тренировкой, значит, сейчас начнется назидательный процесс. Пошли, посмотрим.
Когда они приблизились, отец Иоанн был уже в своем репертуаре. Во время спарринга Стас нечаянно разбил губу Женьке, когда тот в паре с ним пытался продемонстрировать Володиным ребятам интересный захват. Отец Иоанн хлопотливо засуетился вокруг Женьки, как заботливая курица над цыпленком, чуть ли не насильно прикладывая холодный компресс в виде смоченного водой носового платка. Женька в удивлении сначала отмахивался, мол, обычное дело, но под натиском уговоров отца Иоанна сдался. Эта сцена невольно привлекла внимание и остальных наблюдателей.
— Вот… вот… так всегда: при глупом разуме страдает тело, — растолковывал батюшка Женьке суть промаха. — Внутри тебя должна быть божья сила. Без оной телеса твои лишь прах, бесконечность страданий.
— Так бесконечность страданий на тренировках, в конечном счете, и приводит к «устойчивости положения тела во время боя», — с юмором ответил Женька, пытаясь встать с бревна «для проштрафившихся и пострадавших».