Итак, вслед за арестом и расстрелом бывшего наркома внутренних дел Ягоды, Ежов подверг той же участи его заместителей и начальников ведущих отделов ОГПУ. В их число входил и Бокий. 16-го мая 1937 года он был арестован как «хранитель Государственной тайны и тайный собиратель компромата на советских вождей». Его обвинили, как обычно в то время, во всех смертных грехах, в том числе и шпионаже в пользу врагов народа, за попытку установить связь с заграничным религиозно-мистическим центром «Шамбала» и за создание кружка по изучению мистического учения, в который входили люди, занимающиеся «шпионажем: в пользу Англии». В общем, ему приписали все, что можно, чтобы подвести к расстрельной статье.
Бокий был приговорен к расстрелу, назначенному на 15-е ноября 1937 года. Но благодаря тайным единомышленникам Глеба Ивановича, оставшимся на свободе в аппарате, ОГПУ, расстрела удалось избежать. Вместо Бокия расстреляли уголовника, подобранного в одной из тюрем, очень похожего на Глеба Ивановича. Ему удалось бежать. Он изменил внешность и фамилию. То, что Бокий остался жив, знали лишь те, кто организовывал этот побег. Для семьи и для официальной истории Бокий был навеки похоронен.
Сначала он скрывался в Костроме. Оттуда попытался помочь через своих спасителей избежать расстрела товарищам из кружка, в том числе и Барченко. Но серия новых арестов устранила одно важное звено в цепочке организации побега, и идея с треском провалилась. Более того, людям, спасшим Бокия, пришлось залечь «на дно».
Сам Глеб Иванович, дабы не подвергать опасности людей, у которых проживал, вынужден был в срочном порядке скрыться. Не сумев спасти товарищей, Бокий отправился на Алтай. Там он разыскал того «скромного человека», о котором упоминал Барченко после своей экспедиции 1925 года. При встрече с ним, по воспоминаниям самого Бокия, он поразился его глазам — притягательными, сияющими, словно излучавшими какую-то могучую силу. Тот человек долго смотрел на Бокия, а затем без предисловий и лишних слов представился. Оказывается, это был сам Межанин. Вот так еще в жизни бывает. Вроде Барченко — ученый, с таким усердием искавший Шамбалу, а Межанин открылся Бокию.
Вся отгадка этого парадокса уходит корнями в глубь человеческой души и тайных помыслов. Мы предполагаем, что никто и никогда не узнает то, о чем мы думаем и что движет нашими стремлениями. А фактически мы все, как на ладони, особенно для тех, кто непосредственно связан с Шамбалой. Причем наше местонахождение на Земном шаре не имеет для них никакого значения в качестве препятствия.
Ну а дальше Бокий получил то, о чем даже не смел мечтать. Межанин сделал из него достойного Сокровенника. Позже Глеб Иванович связался с оставшимися в живых своими товарищами, в том числе и его спасителями. Обучил всему, что постиг сам. Так и образовался наш тайный орден. Бокий дожил до 1964 года. Он лично принял от Межанина столь бесценный подарок Шамбалы — «частицу Чинтомания» и послания с манускриптом. После смерти Бокия новые члены группы уже постигали знания благодаря этим рукописям, историческим документам, спасенным от уничтожения в стенах НКВД в 1939 году, и, конечно, самим ученикам Бокия.