— Я, — ответил завхоз. — Скажу тебе, шеф, что так тяжело, оказывается, привязанным в дерьме стоять. Завхоз ушел. Я опять взял в руки свою желтую неказистую авторучку, чтобы писать эту книгу. Я пристально посмотрел на авторучку, и она показалась мне желтой-желтой, чистой-чистой и как будто бы требовала, чтобы ею, авторучкой, записывали только чистые мысли. Но «сантехнические перебивки» не давали мне войти в поле чистых мыслей и все опускали и опускали меня в человеческое дерьмо. Я понимал, что дерьмо вечно нас преследует по жизни и никуда нам не деться от этого дерьма, — мы даже сами вырабатываем дерьмо… каждый день. Но так не хотелось писать про дерьмо.
И тут я вспомнил, что в третьей гималайской экспедиции я спросил одного из гималайских йогов о предназначении ядовитых змей.
— Э-э, сэр! — сказал йог. — Бог не зря создал ядовитых змей. Эти бедные ползающие твари спасают людей от человеческого яда. Они, змеи, накапливают в себе душевный яд людей.
— Но они же кусаются! — возмутился я.
— Физический яд лучше душевного. Он меньше вреда приносит. — помню, ответил йог.
— Я понимал, что в нашем трехмерном мире испытаний Бог не оберегает (или почти не оберегает) нас от человеческого дерьма и яда. Он, Бог, посылает нас в этот мир, пропитанный дерьмом и ядом, чтобы мы не забывали, что дерьмо и яд существуют, вообще-то, на свете и что нам, детям божьим, надо бы его иногда и понюхать. Котенка, которого носом в дерьмо тычут, мы напоминаем… чтобы понюхали дерьма и не гадили впредь. А как без этого? Разве котенка научишь ходить туда, куда положено, пока не ткнешь его носом в то, что он нагадил в неположенном месте. Запах дерьма надолго остается в памяти… может на много жизней… чтобы в будущем чистоту ценить… ведь дерьмо (душевное!) сильно воняет… и долго.
И в этот момент я осознал, что Бог, организуя наше непростое и неоднозначное общество Мира Испытаний, предусмотрел не только то, чтобы мы здесь «вдоволь нахлебались дерьма» и нам «неповадно было выпускать свое дерьмо» в следующих жизнях, идя по пути прогресса под знаменем Чистой Души, а он, Бог, предусмотрел еще и наказания за прегрешения в ходе одной нашей (трехмерной!) жизни, чтобы уже при жизни раздавался сигнал о том, что ты, дурак, делаешь что-то не то. И одним из таких наказаний является импотенция у жадных.
Импотенция нежадных
В своей жизни я встречал немало импотентов и мало жадных. Но всегда было так: если жадный — то обязательно импотент, а если импотент — то обязательно жадный. Ну прямо-таки корреляция! Сколько импотентов помню по жизни — все жадные, сколько жадных помню — все с глазами импотента.
Скажу я Вам прямо, дорогой читатель, что глаза импотента — это особые глаза; в них образ полового члена вырисовывается и даже, вроде… неугасающе светится там, что ему, дураку (импотенту) кажется, что будто бы изображение этого постыдного органа становится видимым для всех в глубине его зрачков. Может быть конечно, это кажущееся явление, а может быть… и нет. Мы, ведь склонны рисовать в мыслях образы идеальных женщин (или идеальных мужчин), так почему же не нарисовать образ идеального… Мысль ведь она материальна.
Никто не знает, что такое зрачок. Малообразованные люди считают, что зрачок есть центр глаза, в связи с чем выговаривают это легкое русское слово с особым придыханием, порой глупо утверждая, что соринка попала прямо в зрачок. Более умные люди понимают, что зрачок есть дыра (саморасширяющаяся и самосужающаяся), которая ведет внутрь глаза. А еще более умные люди, естественно понимая, что зрачок есть отверстие в радужке («дыра»), удивляются тому, что все при разговоре смотрят друг другу именно в эту самую «дыру» (или «дыры»), будто бы что-то разглядывая там… в дыре.