Возле казарм стояли в ожидании три бронетранспортера. В один забрался я вместе с четырьмя десятками солдат, оказавшись в немыслимой тесноте, остальные как-то разместились в двух других машинах, и мы рванули с места, лихо виляя на поворотах, в сторону вокзала. Я настолько плотно был зажат в гуще людей, что едва мог дышать. Водитель нашего транспортера, похоже, рехнулся, далеко обогнав две другие машины. Он гнал так, словно за ним неслись все дьяволы коммунистического ада. Нас, ехавших в кузове стоя, поскольку сесть было негде, подбрасывало и швыряло во все стороны. На бешеной скорости мы помчались под уклон, отскакивая от тротуаров, словно бильярдный шар, потом послышался отчаянный визг тормозов, и бронетранспортер понесло боком. Ближайший ко мне борт сорвало прочь в целом дожде искр, и мы врезались в толстую каменную стену. Вопли, стоны и проклятия, настоящее море крови, а я вдруг осознал, что лечу в воздухе. Летя так, я не видел разбитого транспортера, теперь уже полыхавшего в огне. Ощущение падения, сокрушительный удар и чернота.
— Лобсанг! — произнес такой любимый голос, голос моего Наставника, ламы Мингьяра Дондупа. — Ты очень болен, Лобсанг, твое тело все еще на земле, но сам ты здесь с нами, в мире за пределами Астрала. Мы стараемся помочь тебе, ибо твое задание на Земле еще не выполнено.
Мингьяр Дондуп? Что за чудо! Его же предательски убили коммунисты, когда он пытался добиться мирного урегулирования в Тибете. Я сам видел страшные раны от ударов ножом в спину. Но я, конечно, видел его несколько раз с тех пор, как он удалился в Небесные поля.
Сквозь закрытые веки до боли ярко проникал свет. Я подумал, что снова стою у той стены в Лубянской тюрьме и что опять солдаты начнут избивать меня прикладами по спине. Но этот свет был какой-то другой, он небилв глаза; должно быть, это какая-то ассоциация образов, угрюмо подумал я.
— Лобсанг, открой глаза и посмотри на меня! — ласковый голос Наставника согрел и пронизал все мое существо сладкой дрожью. Я открыл глаза и огляделся. И увидел склоненного надо мной Ламу. Он выглядел лучше, чем когда-либо на Земле. Лицо его, казалось, не имело возраста, аура сияла чистейшими цветами, в ней не было ни следа страстей, обуревающих жителей Земли. Его шафранная мантия была из какого-то неземного материала, она светилась изнутри, словно наделенная собственной жизнью. Он улыбнулся мне и сказал:
— Мой бедный Лобсанг, бесчеловечность Человека по отношению к другому Человеку проявилась в твоем случае особенно ярко, ибо ты пережил такое, что другого убило бы уже не один раз. Здесь ты находишься, чтобы немного передохнуть, Лобсанг. Передохнуть в том месте, что мы называем «Страной Золотого Света». Здесь мы находимся за пределами стадии реинкарнации. Здесь мы трудимся, чтобы помочь народам многих миров, а не только того, имя которому Земля. Душа твоя изранена, твое тело сокрушено. Нам придется подлатать тебя, Лобсанг, ибо задание должно быть выполнено, а заменить тебя некем.
Я снова огляделся и обнаружил, что нахожусь в чем-то похожем на лечебницу. С того места, где я лежал, был виден великолепный парк, вдали паслись или играли какие-то животные. Среди них, похоже, были олени и львы, и вообще все звери, между которыми нет мира на Земле, резвились здесь, словно одна семья.
Шершавый язык лизнул мою правую руку, безвольно свисшую с кровати. Подняв глаза, я увидел Ша-лу, громадного сторожевого кота из Чакпори, одного из первых моих друзей в стенах монастыря. Онподмигнулмне, и у меня мурашки побежали по коже, когда я услышал его голос:
— А, мой друг Лобсанг, я рад снова тебя увидеть, пусть даже на такое короткое время. Тебе придется ненадолго вернуться на Землю, когда ты покинешь эти края, но потом, несколько коротких лет спустя, ты вернешься к нам навсегда.