– Это очень просто, – сказал он. – способ, каким мы пришли к этому разговору, заключается в том, что я сказал, что задавать вопросы о прошлом человека – это явная ерунда.
Его тон был твердым. Я чувствовал, что нет способа уговорить его, поэтому я изменил свою тактику.
– Что же, эта идея не иметь личной истории, это то, что делают яки? – спросил я.
– Это то, что делаю я.
– Где ты научился этому?
– Я научился этому в течение своей жизни.
– Это твой отец научил тебя этому?
– Нет, скажем, что я научился этому сам, а теперь я собираюсь передать секрет этого тебе, чтобы ты не ушел сегодня с пустыми руками.
Он понизил голос до драматического шепота. Я рассмеялся над его трюками. Я вынужден был признать, что он совсем не глуп. Мне пришла в голову мысль, что я нахожусь в присутствии врожденного актера.
– Записывай, – сказал он покровительственно. – почему бы нет. Ты, кажется, чувствуешь себя более удобно в то время, когда пишешь.
Я взглянул на него, и мои глаза, должно быть, выдали мое замешательство. Он хлопнул себя по ляжкам и с удовольствием расхохотался.
– Самое лучшее, стереть всю личную историю, – сказал он, как бы давая мне время записывать, – потому что это сделает нас свободными от обволакивающих мыслей других людей.
Я не мог поверить, что он действительно сказал это. У меня был очень затруднительный момент. Он, должно быть, прочитал у меня на лице мое внутреннее замешательство и немедленно его использовал.
– Возьмем тебя, например, – продолжал он говорить. – как раз сейчас ты не знаешь, то ли ты приходишь, то ли уходишь, и это потому, что я стер свою личную историю. Мало-помалу я создал туман вокруг себя и вокруг своей жизни. И сейчас никто не знает наверняка, кто я есть и что я делаю.
– Но ты сам знаешь, кто ты есть, разве не так? – вставил я.
– Я, честное слово... Не знаю! – воскликнул он и покатился на пол, смеясь над моим удивленным взглядом.
Он довольно долго молчал, чтобы заставить меня поверить в то, что сейчас он скажет «я знаю», как я этого ожидал. Его неожиданный поворот был очень угрожающим для меня. Я действительно испугался.
– Это маленький секрет, который я собирался дать тебе сегодня, – сказал он тихим голосом, – никто не знает моей личной истории. Никто не знает, кто я есть и что я делаю. Даже я не знаю.
Он скосил глаза. Он не смотрел на меня, а куда-то выше моего правого плеча. Он сидел, скрестив ноги, спина его была прямой, и все же он казался расслабленным. В этот момент он был самим воплощением яростности. Я представил себе его индейским вождем, «краснокожим воином» в романтических легендах моего детства. Мой романтизм увел меня в сторону и крайне отчетливое чувство раздвоенности захватило меня. Я мог искренне сказать, что он мне очень нравится, и в то же самое время я мог сказать, что я смертельно боюсь его.
Он сохранял этот странный взгляд в течение долгого времени.
– Как я могу знать, кто я есть, когда я есть все это, – сказал он, указывая на окружающее жестом головы. Затем он взглянул на меня и улыбнулся.