Наша величайшая трудность состоит в том, чтобы широко и глубоко осознать, что не существует путей к любви, как к некой цели, которой желает ум. Когда мы это глубоко и по-настоящему понимаем, существует возможность получить нечто такое, что пребывает вне этой жизни. Без соприкосновения с этим нечто, хотите вы того или нет, не может быть длительного счастья во взаимоотношении. Если вы получили это благословение, а я нет, вполне естественно, что вы и я будем в конфликте. Вы, может быть, и не будете, но я буду; и в своей боли и печали я замыкаюсь. Печаль так же склонна замыкаться, отгораживаться, как и удовольствие, но до тех пор, пока не существует той любви, которая не создана мною, взаимоотношение представляет собой страдание. Если вам дано благословение этой любви, вы будете любить меня, каков бы я ни был, вы не будете создавать той или иной формы любви в соответствии с моим внешним видом и поведением. К каким бы уловкам ни прибегал ум, вы и я существуем отдельно; хотя в каких-то точках мы можем соприкасаться, тем не менее, интеграции, единства у нас с вами нет. Остается лишь моя замкнутость в себе. Такое единство никогда не может быть создано умом; оно приходит лишь тогда, когда ум, исчерпав все свои возможности, стал совершенно безмолвным. И лишь тогда во взаимоотношении нет страдания.
ИЗВЕСТНОЕ И НЕИЗВЕСТНОЕ
Длинные вечерние тени легли над тихими водами; река постепенно успокаивалась к концу дня. Рыбы выскакивали из воды, а крупные птицы возвращались на ночь к высоким деревьям. Не было ни единого облака, небо стало серебристо-голубым. Лодка, наполненная людьми, прошла вниз по реке; люди пели и били в ладоши, а вдали мычала корова. Чувствовался аромат вечера. Гирлянда оранжевых цветов календулы плыла по воде, которая искрилась в лучах заходящего солнца. Как все это было прекрасно и полно жизни — река, птицы, деревья и люди!
Мы сидели под деревом и смотрели вниз на реку. Совсем близко от дерева стоял небольшой храм, и несколько тощих коров бродили вокруг него. Храм был хорошо убран, а цветущий кустарник, за которым заботливо присматривали, был полит водой. Какой-то человек совершал вечерний обряд, и в его голосе звучали долготерпение и скорбь. С последними лучами солнца вода приобрела оттенок только что распустившихся цветов. Вскоре к нам присоединился еще один человек и стал говорить о своих переживаниях. Он сказал, что многие годы своей жизни он посвятил исканию Бога, прошел через разные аскетические подвиги, отказался от многого, что ему было дорого. В прошлом он немало сделал полезного для общества, построил школу и т.д. Многое его интересовало, но более всего захватывало его искание Бога. И вот теперь, после стольких лет, он услышал Его голос, который руководит им в малых и больших делах. У него нет больше своей воли, он следует внутреннему голосу Бога. Этот голос всегда с ним, хотя сам он нередко вносит искажения. Он всегда возносит молитвы за очищение сосуда с тем, чтобы быть достойным слышать.
Можем ли вы или я найти то, что неизмеримо? Можно ли то, что не от времени, искать при помощи того, что создано временем? Может ли усердно практикуемая дисциплина привести нас к непознаваемому? Существуют ли пути к тому, что не имеет ни начала, ни конца? Может ли эта реальность быть поймана в сеть наших желаний? То, что мы можем поймать, — это проекция известного; но непознаваемое не может быть поймано известным. То, что имеет название, — вне сферы того, что не может быть названо, а называя, мы лишь пробуждаем обусловленные ответы. Эти ответы, как бы они ни были возвышенны и приятны, не есть реальное. Мы отвечаем на стимулы, но реальность не предлагает стимулов: онаесть.